Всеволод Кочетков
Баллада о прокуренном вагоне

Как больно милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь с ветвями, -
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.

Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана,
Прольется пламенной смолой.

-Пока жива, с тобой я буду, -
Душа и кровь нераздвоимы -
-Пока жива, с тобой я буду, -
Любовь и смерть всегда вдвоем.

Ты понесешь с собой повсюду,
Ты понесешь с собой, любимый, -
Ты понесешь с собой повсюду,
Родную землю, милый дом.

- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой
Но если мне укрыться нечем,
От холода и темноты

-За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.

-Но если я безвестно кану-
Короткий свет луча дневного, -
Но если я безвестно кану,
За звездный пояс, в млечный дым,

-Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим...

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал.

Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.

И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила,
Рука, зовущая вдали.

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастая в них.

И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг.

Очень зацепил этот стих

выбирал мальчишка розу осторожно,
Так, чтоб остальные не помять,
Продавщица глянула тревожно:
Помогать ему, не помогать?

Тоненькими пальцами в чернилах,
Натыкаясь на цветочные шипы,
Выбрал ту, которая раскрыла
По утру сегодня лепестки.

Выгребая свою мелочь из карманов,
На вопрос - кому он покупал?
Засмущался как-то очень странно:
«Маме…»,- еле слышно прошептал.

-День рожденья, ей сегодня тридцать…
Мы с ней очень близкие друзья.
Только вот лежит она в больнице,
Скоро будет братик у меня.

Убежал. А мы стояли с продавщицей,
Мне - за сорок, ей – за пятьдесят.
Женщинами стоило родиться,
Чтобы вот таких растить ребят

Ринка, ой я и забыла о нем, рыдаю каждый раз!

Happy, одно из моих любимых...

мои самые-самые...

О, мой застенчивый герой,
ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
не опираясь на партнера!

К проклятой помощи твоей
я не прибегнула ни разу.
Среди кулис, среди теней
ты спасся, незаметный глазу.

Но в этом сраме и бреду
я шла пред публикой жестокой -
все на беду, все на виду,
все в этой роли одинокой.

О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
бесстыжую моих потерь,
моей улыбки безобидность.

И жадно шли твои стада
напиться из моей печали.
Одна, одна - среди стыда
стою с упавшими плечами.

Но опрометчивой толпе
герой действительный не виден.
Герой, как боязно тебе!
Не бойся, я тебя не выдам.

Вся наша роль - моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль - моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.
1960-1961
Белла Ахмадулина

***

Я срублю себе дом с трубой
У созвездий всех на виду…
Погрущу вечерок…другой
И зверёныша заведу….
Буду чистить ему ворсу…
Пересчитывать волоски….
Я от смерти его спасу…
Он от смертной меня тоски…

А когда к нам войдут с огнём…
Волоча за плечами тьму…
Мы лишь лица к земле пригнём
И рванём поперёк всему….
Мимо ржавых крестов и звезд..
Прямиком за Полярный Круг…
До чего же он будет прост…
Мой неистово нежный друг!

Даже в самой сплошной ночи,
Где ни зги и мороз до ста,
Он не взвоет мне…Замолчи…
И чужим не подаст хвоста…
Так и будем друг друга греть…
Перешептываться сквозь снег…
Я сама уже зверь на треть…
Он без четверти человек…

В мороз, и в гололед и в слякоть,
Какая б ни стряслась беда –
Не заставляйте женщин плакать
Ни от любви, ни от стыда.
Какая бы из горьких трещин
Ни расколола сердце вам –
Не заставляйте плакать женщин
По необдуманным словам.
Прощайте женщин! Сокращайте
Предел, бросающий вражду,
И никогда не вымещайте
На женщинах свою беду.
И как бы ни случилось плавать
Вам в океане бытия –
Не заставляйте женщин плакать,
На вас обиду затая.
И пусть вам будет как награда
За бескорыстие труда,
Та женщина, что с вами рядом
Не плачущая никогда.
Чтоб не краснеть вам от стыда,
Чтоб в раскаянье не ахать,
Вовек, нигде и никогда
Не заставляйте женщин плакать!

Nochenyka, классные стихи, особенно второй зацепил.

СРЕДИ МИРОВ

Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

Иннокентий Анненский

А факт безжалостен и жуток, как наведенный арбалет: приплыли, через трое суток мне стукнет ровно двадцать лет.

И это нехреновый возраст – такой, что Господи прости. Вы извините за нервозность – но я в истерике почти.
Сейчас пойдут плясать вприсядку и петь, бокалами звеня: но жизнь у третьего десятка отнюдь не радует меня.

Не то[ркает]. Как вот с любовью: в секунду - он, никто другой. Так чтоб нутро, синхронно с бровью, вскипало
вольтовой дугой, чтоб сразу все острее, резче под взглядом его горьких глаз, ведь не учили же беречься, и никогда не береглась; все только медленно вникают – стой, деточка, а ты о ком? А ты отправлена в нокаут и
на полу лежишь ничком; чтобы в мозгу, когда знакомят, сирены поднимали вой; что толку трогать ножкой омут, когда ныряешь с головой?

Нет той изюминки, интриги, что тянет за собой вперед; читаешь две страницы книги – и сразу видишь: не попрет; сигналит чуткий, свой, сугубый детектор внутренних пустот; берешь ладонь, целуешь в губы и тут же знаешь: нет, не тот. В пределах моего квартала нет ни одной дороги в рай; и я устала. Так устала, что хоть
ложись да помирай.

Не прет от самого процесса, все тычут пальцами и ржут: была вполне себе принцесса, а стала королевский шут. Все будто обделили смыслом, размыли, развели водой. Глаз тускл, ухмылка коромыслом, и волос на башке седой.

А надо бы рубиться в гуще, быть пионерам всем пример – такой стремительной, бегущей, не признающей полумер. Пока меня не раззвездело, не выбило, не занесло – найти себе родное дело, какое-нибудь ремесло, ему всецело отдаваться – авось бабла поднимешь, но – навряд ли много. Черт, мне двадцать. И это больше не смешно.

Не ждать, чтобы соперник выпер, а мчать вперед на всех парах; но мне так трудно делать выбор: в загривке
угнездился страх и свесил ножки лилипутьи. Дурное, злое дежавю: я задержалась на распутье настолько, что на нем живу.

Живу и строю укрепленья, врастая в грунт, как лебеда; тяжелым боком, по-тюленьи ворочаю туда-сюда и мню, что обернусь легендой из пепла, сора, барахла, как Феникс; благо юность, гендер, амбиции и бла-бла-бла. Прорвусь, возможно, как-нибудь я, не будем думать о плохом; а может, на своем распутье залягу и покроюсь мхом и стану камнем (не громадой, как часто любим думать мы) – простым примером, как не надо, которых тьмы и тьмы и тьмы.

Прогнозы, как всегда, туманны, а норов времени строптив - я не умею строить планы с учетом дальних перспектив и думать, сколько Бог отмерил до чартера в свой пэрадайз. Я слушаю старушку Шерил – ее Tomorrow Never Dies.

Жизнь – это творческий задачник: условья пишутся тобой. Подумаешь, что неудачник – и тут же проиграешь бой, сам вечно будешь виноватым в бревне, что на пути твоем; я в общем-то не верю в фатум – его мы сами создаем; как мыслишь – помните Декарта? – так и живешь; твой атлас – чист; судьба есть контурная карта – ты сам себе геодезист.

Все, что мы делаем – попытка хоть как-нибудь не умереть; так кто-то от переизбытка ресурсов покупает треть
каких-нибудь республик нищих, а кто-то – бесится и пьет, а кто-то в склепах клады ищет, а кто-то руку в печь сует; а кто-то в бегстве от рутины, от зуда слева под ребром рисует вечные картины, что дышат изнутри добром; а кто-то счастлив как ребенок, когда увидит, просушив, тот самый кадр из кипы пленок – как доказательство, что жив; а кто-нибудь в прямом эфире свой круглый оголяет зад, а многие твердят о
мире, когда им нечего сказать; так кто-то высекает риффы, поет, чтоб смерть переорать; так я нагромождаю рифмы в свою измятую тетрадь, кладу их с нежностью Прокруста в свою строку, как кирпичи, как будто это будет бруствер, когда за мной придут в ночи; как будто я их пришарашу, когда начнется Страшный суд; как будто они лягут в Чашу, и перетянут, и спасут.

От жути перед этой бездной, от этой истовой любви, от этой боли – пой, любезный, беспомощные связки рви;
тяни, как шерсть, в чернильном мраке из сердца строки – ох, длинны!; стихом отплевывайся в драке как смесью крови и слюны; ошпаренный небытием ли, больной абсурдом ли всего – восстань, пророк, и виждь, и
внемли, исполнись волею Его и, обходя моря и земли, сей всюду свет и торжество.

Ты не умрешь: в заветной лире душа от тленья убежит. Черкнет статейку в «Новом мире» какой-нибудь седой мужик, переиздастся старый сборник, устроят чтенья в ЦДЛ – и, стоя где-то в кущах горних, ты будешь думать, что – задел; что достучался, разглядели, прочувствовали волшебство; и, может быть, на самом деле все это стоило того.

Дай Бог труду, что нами начат, когда-нибудь найти своих, пусть все стихи хоть что-то значат лишь для того, кто создал их. Пусть это мы невроз лелеем, невроз всех тех, кто одинок; пусть пахнет супом, пылью, клеем наш гордый лавровый венок. Пусть да, мы дураки и дуры, и поделом нам, дуракам.

Но просто без клавиатуры безумно холодно рукам.

Стареют не только
От прожитых лет —
От горьких ошибок,
Безжалостных бед.
Как сердце сжимается,
Сердце болит
От мелких уколов,
Глубоких обид.
Что сердце!
Порою металл устает,
И рушится мост —
За пролетом пролет...
Пусть часто себе я
Давала зарок
Быть выше волнений,
Сильнее тревог.
Сто раз я давала
Бесстрастья обет,
Сто раз отвечало
Мне сердце:"
«О нет!
Я так не умею,
Я так не хочу,
Я честной монетой
За все заплачу...»
Когда слишком рано
Уходят во тьму,
Мы в скорби и гневе
Твердим: «Почему?»
А все очень просто —
Металл устает
И рушится мост —
За пролетом пролет...

Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем,-
Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,-
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.

Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом -
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушел.

И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб,-
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок.
Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых,-
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!



1977

Анна Ахматова

Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада,
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.

Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь -
С моими детскими стихами.

Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.

Очень тронул стих, прям до слез, до дрожи ...

Сына мать качала.. баюшки - баю, Вырастешь сыночек..
Помни мать свою. Ночь уже проходит и встает заря,
Мать качала сына.. думала - не зря..
Все плохие мысли от себя гнала,
И с какою гордостью в первый класс вела.
Годы пролетели- вниз с горы, рекой..
В жизни у мальчишки - первый выпускной.
Далее учеба в городе большом, а потом сыночек в армию ушел..
Мать переживала.. ночи не спала..
Каждую копейку сыну берегла. Господа просила...
Все слова, как стон.. О здоровье сына у святых икон.
Свадьба отшумела.. "Дым стоял столбом"
И сынок покинул старый отчий дом..
Жизнь его кружила в каруселе дней,
Не звонит.. не пишет матери своей,
А она все плачет сидя у окна.
Серенькая кошка.. да она одна..
И душа рыдает и под сердцем жжет, Что же сын не едет..
Внуков не везет? Все у сына в общем в жизни хорошо,
Жизнь свою устроил, сам себя нашел..
Для семьи трудился не жалея сил..
А о ней не вспомнил, а о ней забыл..
И никак до сына что -то не дойдет, Что молитвой матери,
он вот так живет..
Плачет сын у гроба... "Мамочка, прости"
Ношу эту тяжкую до конца нести.
Помнить о родителях - жизненный закон,
Он об этом вспомнил после похорон.
На глаза попались в тайном уголке, Сбереженья мамы в носовом платке. Рядышком записка...
"Я тебя ждала, Здесь насобирала, что, сынок смогла"
Плакал над деньгами сам себя кляня, Он такие деньги делал за полдня. И душа рыдает.. и прощенья нет..
Мать их собирала целых десять лет.
ПОМНИ О РОДИТЕЛЯХ, КАК БЫ ТЫ НЕ ЖИЛ, ЧТОБЫ ТАК НЕ ПЛАКАТЬ У РОДНЫХ МОГИЛ!!!

Очень люблю стих еще со школьных лет...

Ты не плачь о том, что брошена,
Слезы - это ерунда!
Слезы, прошены ль, не прошены, -
Лишь соленая вода!
Чем сидеть в тоске по маковку,
"Повезло, - не повезло",
Лучше стиснуть сердце накрепко,
Всем терзаниям назло!
Лучше, выбрав серьги броские,
Все оружье ахнуть в бой,
Всеми красками - прическами
Сделать чудо над собой!
Коль нашлась морщинка - вытравить!
Нет, так сыщется краса!
И такое платье выгрохать,
Чтоб качнулись небеса!
Будет вечер - обязательно,
В шум и гомон выходи,
Подойди к его приятелям
И хоть тресни, а шути!
Но не жалко, не потерянно
(Воевать так воевать!),
А спокойно и уверенно:
Все прошло - и наплевать!
Пусть он смотрит настороженно
- Все в кино? И я - в кино! -
Ты ли брошен, я ли брошена -
Даже вспомнить-то смешно!
Пусть судьба звенит и крутится
Не робей, не пропадешь!
Ну а что потом получится
И кому придется мучится -
Вот увидишь и поймешь!
Эдуард Асадов

Почему мы уходим, бросаем мужчин?
Не уходим мы просто, без всяких причин!
Не бросаем заботливых, сильных и нежных,
Не бросаем горячих, веселых, мятежных…

Романтичных, надежных и любящих нас,
Не важна нам фигура и цвет ваших глаз…
Мы уходим от тех, кто тиран и слабак,
Инфантильный, зануда, тупица, дурак.

Мы уходим от тех, с кем нам плохо в кровати,
Это важно нам тоже, и главное, кстати!
Можем бросить по глупости, чтобы вернуться,
Пострадать, поскучать и в подмышку уткнуться…

Мы уходим, когда разлюбили и скучно,
Когда вы изменяете нам равнодушно…
Не уходим мы просто, без всяких причин,
Никогда не бросаем… любимых мужчин!

На самом деле мне нравилась только ты,
мой идеал и мое мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
летаешь между Орсе и Прадо, -
я, можно сказать, собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
третья умеет все принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая - во мне
(вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь,
другая вечно ключи теряет,
а что я ни разу не мог в одно все это собрать -
так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты
допустила меня раза три через все препоны, -
осталась тут, воплотившись во все живые цветы
и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
подачки сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.
----------------------------------------------------

ужасно хочется красных туфель и похудеть килограммов на пять,
( в холодильнике же оставался трюфель... нету. теперь могу и поплакать)
ужасно хочется сарафанчик - такой с бретельками и короткий
и чтобы с боку такой карманчик... ( в который ныкать бутылку водки)
ужасно хочется чтоб красиво и чтобы всем непременно видно
а получается как-то псиво, грустно, пасмурно и обидно
ужасно хочется на свободу (дом сорок два, или что там было?)
и пляжик с галькой, и ноги в воду, и босиком походить по илу
ужасно хочется писем стопку, и чтобы в каждом слова теплели
и чтоб назло жизнелюбам стойким я круглый год бы жила в отеле
таком - с бассейнами и халатом, и теплым завтраком на веранде
и даже утром смотреться фатом в косынке, тапочках и помаде
ужасно хочется не работать, не знать о правилах энэлпишных
и ежемесячно за заботу не выдавать всем ловцам гаишным
и позабыть о столичных пробках, о беге, сутолоке и смоге
лежать на лугу себе, как коровка, думать о времени и о б-ге
ужасно хочется не проснуться однажды утром в своей постели
а оказаться в чужом как будто и ранее не знакомом теле
ужасно хочется новой стрижки и новых туфель... (уже писала?)
и чтоб ты жила там в своем Париже и больше, пожалуйста, не воскресала.

Вера Полозкова