А. Гутин
ТУРБУЛЕНТНОСТЬ

Снова нервы. Опять не так.
Хлопнул дверью, как филин ухнул...
В спальне холодно и бардак,
И немыта посуда в кухне.
Снова нервы осенних дней
В театральной и пошлой драме,
И жена, взяв с собой детей,
Нарочито уехала к маме.
Жизнь... Да кто её разберёт?
В сотый раз он послал всё к чёрту,
И такси в сотый раз везёт
По маршруту к аэропорту.
Пассажирский ажиотаж,
Время вылета на экранах,
Вас обслуживает экипаж,
Командир корабля Степанов...
Рейс в Самару. Летит самолёт,
Тучи в небе танцуют танго,
Он здесь дышит, ведь он пилот
И для каждого бог и ангел.
Триста душ, полтора часа,
Турбулентность, дожди, осадки,
Здесь он главный, творит чудеса,
Обеспечивая посадку.
Нервы тише, идут на лад,
Притупляя былые чувства.
Только вечером вновь назад,
Рейс обратный, домой, где пусто.
Двор. Подъезд и ночная мгла,
Свет зажёгся в окошке спальни,
Улыбнулся. Жена пришла.
Всё нормально, брат. Всё нормально.

Сотый
Бывает друг, сказал Соломон,
Который больше, чем брат.
Но прежде, чем встретится в жизни он,
Ты ошибёшься стократ.
Девяносто девять в твоей душе
Узрят лишь собственный грех.
И только сотый рядом с тобой
Встанет — один против всех.
Не обольщением, ни мольбой
Друга не приобрести;
Девяносто девять пойдут за тобой,
Покуда им по пути,
Пока им светит слава твоя,
Твоя удача влечёт.
И только сотый тебя спасти
Бросится в водоворот.
И будут для друга настежь всегда
Твой кошелёк и дом,
И можно ему сказать без труда,
О чём говорят с трудом.
Девяносто девять станут темнить,
Гадая о барыше́,
И только сотый скажет, как есть,
Что у него на душе.
Вы оба знаете, как порой
Слепая верность нужна;
И друг встаёт за тебя горой,
Не спрашивая, чья вина.
Девяносто девять, заслышав гром,
В кусты убежать норовят.
И только сотый пойдёт с тобой
На виселицу — и в ад!

Самолеты, такси, поезда
забирают любимых от нас.
"я тебя не пущу никуда" -
уходящим скажите сейчас.
"я тебя никому не отдам.
я дождусь тебя - только вернись!
я пойду по твоим следам,
если так пожелает жизнь".
не бросайте любимых в пути,
не жалея не сил ни ног.
сколько им суждено пройти?
знает только бессмертный Бог.
и цените родных сейчас,
не бессмертен, увы, Человек.
чей-то рейс опоздает на час,
чей-то рейс опоздает на век.
через страны и сквозь города,
расстояний и времени мимо
"я тебя не предам никогда"
говорите
своим
любимым.

Давайте делать паузы в словах,
Произнося и умолкая снова,
Чтоб лучше отдавалось в головах
Значенье вышесказанного слова.
Давайте делать паузы в словах.

Давайте делать паузы в пути,
Смотреть вокруг внимательно и строго,
Чтобы случайно дважды не пройти
Одной и той неверною дорогой.
Давайте делать паузы в пути.

Давайте делать просто тишину,
Мы слишком любим собственные речи,
И из-за них не слышно никому
Своих друзей на самой близкой встрече,
Давайте делать просто тишину.

И мы увидим в этой тишине
Как далеко мы были друг от друга,
Как думали, что мчимся на коне,
А сами просто бегали по кругу.
А думали, что мчимся на коне.

Как верили, что главное придет,
Себя считали кем-то из немногих
И ждали, что вот-вот произойдет
Счастливый поворот твоей дороги.
Судьбы твоей счастливый поворот.

Но век уже как-будто на исходе
И скоро, без сомнения, пройдет,
А с нами ничего не происходит,
И вряд ли что-нибудь произойдет.
И вряд ли что-нибудь произойдет.

Совершенно влюбилась в стихи Гутина...
БАРРИ УАЙТф
Выйти на кухню, налить себе чаю,
Руки согреть о горячую чашку,
Ветер качая цветы молочая,
Треплет веревку, прищепки, рубашки.
Дым над водой, как от «Винстона лайта»,
Остановить эти тонкие стрелки.
Часики-белки по кругу тарелки
Время гоняют под Барри Уайта.
Выйти на кухню, где длинные тени
Мерзлых столбов пробираются в окна,
Стены, стакан, календарь с воскресеньем,
Пятна лучей расплываются блёкло.
Сложены крылья, подстреленной птицей
Вечер закрыл голубиные веки,
Лица. Как жаль, не успел я родиться.
Я мог бы стать неплохим человеком

 Я пришёл к старику берберу, что худ и сед,
Разрешить вопросы, которыми я терзаем.
«Я гляжу, мой сын, сквозь тебя бьет горячий свет, —
Так вот ты ему не хозяин.
Бойся мутной воды и наград за свои труды,
Будь защитником розе, голубю и — дракону.
Видишь, люди вокруг тебя громоздят ады, —
Покажи им, что может быть по-другому.
Помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы,
Ни злой немочи, ненасытной, будто волчица —
Ничего страшнее тюрьмы твоей головы
Никогда с тобой не случится".

Пришла в себя, а там… никого. Не худший, наверное, вариант. Могло быть и вовсе — занято…
Я пустую, как дачный домик, заброшенный на зиму. Поскрипываю половицами, свищу сквозняками, хлопаю чердачным окошком, пылюсь…
Неспешные мысли, сонные движения, улыбка прорастает почти за пол дня, блеснёт ненадолго — и меркнет, так же медленно и лениво.
Я пустую. Мне нечем удержать любопытного и нечем заманить прохожего.
Мне беспокойно. Время меня потеряло, и те немногие отношения с мне подобными вот-вот сойдут на нет, за неимением новых причин и старых смыслов.
Подарите мне большой будильник во всю комнату! Чтобы от его грохота растрясло меня всю по косточкам, суставам и крупицам. И тогда мне неминуемо придется сложить себя заново. Умную и красивую, радостную и осмысленную. С резными ставнями и неизменно-свежими цветами в кувшине, с воздушными занавесками на окнах и детским смехом на крыльце, с вознёй у печи и дымком над крышей.
Заселите меня новой весной!
Или дайте хорошего пинка! Чтоб не маялась дурью. Чтобы вспомнила, как любить себя, замечательную. Как любить вас, прекрасных. Как любить.
© Елена Касьян

ДЕТЯМ НЕ ДО БОГА

Сосны были выше, а слова попроще,
И длиннее были в старом парке тени,
Ссадин не считая на коленках тощих,
Каждый был апостол, автор откровений.
А. ГУТИН
И стрижи над домом, и коты в подвале
Были нам понятны, словно телеграммы,
Мы, проснувшись утром, целый день летали,
Выше только небо, выше только мама.

Наступило завтра. Наступила осень.
Кутают минуты белой шалью плечи,
Сосны стали ниже, а над ними просинь
Думает о вечном, вечер скоротечен.

Мама, слышишь, мама? Время режет бритвой,
Листьями калины замело пороги,
Фразы стали тише, как слова молитвы,
Детям не до бога. Дети сами боги.

Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может — пьют вино,
Может — так сидят.
Или просто — рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Не от свеч, от ламп темнота зажглась:
От бессонных глаз!
Крик разлук и встреч —
Ты, окно в ночи!
Может — сотни свеч,
Может — три свечи…
Нет и нет уму
Моему покоя.
И в моем дому
Завелось такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!

Здравствуй, мама...
как твои дела?
Мы давно не видели друг друга...
а у нас - метелица мела,
Хоть еще и рано зимним вьюгам.
Закружили снежный хоровод,
Забелили городские крыши...
Я глаза закрою - и вот...вот...
Кажется, что голос твой услышу.
Как ты, мама?
так же весела?
А во взгляде - то же бабье лето?
Только волос, темный как смола,
Серебрят холодные рассветы...
И сердечко хрупко, как хрусталь.
Ты в делах, заботах, а под вечер -
Надеваешь кружевную шаль
На свои, почти девичьи, плечи...
Знаешь, мама,
Ты меня прости:
Не целую я твои седины,
Не могу от старости спасти,
Не дарю алмазы и рубины...
что не вижу слезы на щеках -
виновата, мама...
виновата...
не ношу тебя я на руках,
как носила ты меня когда-то...
Вот я, мама.
Обними меня.
Мне с тобой не больно, и не страшно.
Ты своей молитвою храня,
Веришь, лечишь, делаешь отважной...
И твоя крылатая душа
Мне всегда (всегда!) давала силу!
Ты дарила мне воздушный шар -
Я тебе бы небо подарила...
Что ты, мама?
Нам с тобой грустить?
Нам ли уж не справиться с бедою?
Мы еще покажем, как любить!
Повоюем мы еще с тобою!..
Нам ли быть покорными судьбе?
Нам ли жизнь не красить акварелью?..
Я скучаю, мама, по тебе.
Пусть весь мир окутает метелью -
я тебя от холода спасу!
растоплю печали, словно льдины.
и в каком-то сказочном лесу
Отыщу подснежников долины...
Покажу все дальние края!
Тихий стук тебя разбудит ночью
и услышишь голос: - это я.
Здравствуй, мама.
я скучала.
очень...

Успокойся. Вдохни. Будет все хорошо.
Будут осень и листья. И дождь в капюшон.
Будет лес и прохлада прозрачного дня,
И закат на обрыве желтей янтаря…
Будут сонные звезды, туман на мосту,
И собака-бродяга на старом посту.
Успокойся. Вдохни. Знаешь, скоро зима…
И из серых вдруг белыми станут дома,
Снова праздники, жизнь, суета и мороз,
Гололед на дорогах, обветренный нос…
Мы рождаемся вновь с самой чистой душой.
Успокойся. Вдохни. Будет все хорошо.

А. Гутин
ПОСЛЕВОЕННОЕ ЛЕТО В ЭССЕНЕ

Сегодня, Тереза, особенно весело,
Словно вдруг заново мы рождены,
Лето, и солнце сияет над Эссеном,
Будто бы не было этой войны.

Помнишь ли Дитриха? Яблоки падали
С хрупких ветвей в нашем старом саду...
Где милый мальчик мой? Под Сталинградом ли?
Пеплом ли серым в небесном аду?

В тридцать с тобой снова стали невестами,
Выброси письма, сожги, не храни...
Солнце разлилось над раненым Эссеном.
Что же ты, милая? Платье сними.

Бледные немки, как белые вербинки,
Лето в Вестфалии, солнце и зной,
Мы виноваты в Майданеке с Треблинкой,
Лишь потому, что молчали с тобой.

Черных бараков сгоревшие здания,
Крики детей из зияющей тьмы,
Либен Тереза, мы тоже Германия,
Кляйне Тереза, Германия - мы.

Дождиком утром окно занавесило,
Я по ночам вижу страшные сны,
Только сейчас солнце светит над Эссеном,
Будто бы не было этой войны.

Вера Полозкова
Что рассказал Шанкар своему другу Раджу, когда вернулся домой

когда я прилетел, Раджу, я решил: эти люди живут как боги
сказочные пустые аэропорты, невиданные дороги
целое стекло в окне и фаянсовый унитаз даже в самой простой квартире
счастливы живущие здесь, сказал, как немногие в этом мире
парки их необъятны, Раджу, дома у них монолитны
но никто из их обитателей не поет по утрам ни мантры, ни киртана, ни молитвы
вроде бы никто из них не лентяй, ни один из них не бездельник —
но они ничего не делают, кроме денег:
кроме денег и денег, Раджу, как будто они едят их:
только пачки купюр рекламируют на плакатах
представляешь, Раджу, ни грязи, ни нищеты, но вот если большая трасса —
то во всю длину вдоль нее щиты, на которых деньги и даже — груды сырого мяса
кроме денег, Раджу, как будто чтобы надеть их:
нанимают чужих людей, чтоб заботились об их детях
кроме денег, Раджу, но как попадется навстречу нищий или калека —
так глядят, будто он недостоин имени человека
кроме денег, но не для того, Раджу, чтоб жене купить на базаре
дорогих украшений или расшитых сари
а пойти и сдать в банк, и соседям служить примером
и ходить только в сером, и жена чтоб ходила в сером
женщины их холены, среди старух почти нет колченогих, дряблых
но никто из мужчин не поет для них,
не играет для них на таблах
дети их не умирают от скверной воды, от заразы в сезон дождей или черной пыли,
только я не видел, чтоб они Бога благодарили
старики их живут одни, когда их душа покидает тело
часто не находят ничьей, чтобы проводить ее захотела
самое смешное, Раджу, что они нас с тобой жалели:
вы там детям на хлеб наскребаете еле-еле,
спите на циновке, ни разу не были ни в театре, ни на концерте —
люди, что друг другу по телефону желают смерти
я прожил среди них пять дней и сбежал на шестые сутки —
я всерьез опасался, что навсегда поврежусь в рассудке
и моя Сангита аж всплеснула руками, как меня увидала:
принесла мне горячих роти и плошку дала
что с тобой, говорит, ты страшнее ракшаса, бледнее всякого европейца,
я аж разрыдался, Раджу, надо ж было такого ужаса натерпеться

Холодный дождь скакал по лужам,
И ветер листья ворошил.
На город опускалась стужа,
И на окошках воздух стыл.
А среди этой непогоды -
Так одинок и очень мал -
На тротуаре у дороги
Сидел котёнок и дрожал.
Надеюсь, просто потерялся...
Иначе - сердце не поймёт,
Что, вдруг, на улице остался -
Сам по себе - хозяйский кот.
И даже не хотелось верить,
Что кто-то выкинул кота.
Что перед ним закрыли двери
Из-за стакана молока.
А он сидел в холодной луже,
И шерсть свисала под дождём.
Кот верил, что кому-то нужен
Что он найдёт еду и дом.
Наверно, свыше всё решили...
Вдруг, чьи-то руки подхватили
Из лужи мокрого кота.
К груди так бережно прижали,
Что он затих... Что из того?
Глаза кота почти прощали
Того, кто выкинул его.

7 ноября
А. ГУТИН.
7 НОЯБРЯ

Молочный питерский туман,
Не спит патруль вторые сутки,
Пером написано «Шарман»
В блокноте мертвой институтки.

И в самкрутках самосад,
И чей-то профиль в сером небе,
Размокший серый Петроград,
И тени Ленина и Лейбы.

И в белом венчике Христос
Распят, растоптан, но довольный,
И тащит пьяных баб матрос
Показывать буржуйский Смольный.

Швейцар, включите в люстрах свет,
Откройте в тёмных тюрьмах клетки!
Позвольте, барышня, браслет?
Вот вам зефирка и конфетка.

Сломалось время в ноябре,
Простыли простыни и чувства,
И труп кадета на земле
Усыпан керенками густо.

Матрос с "Авроры" пьяный слез,
Трепещут ленты голубые,
Ноябрь. Вселился красный бес
В золотоглавую Россию.

Расстрелян и погиб от ран
Примерно каждый третий в мире,
И пролетарии всех стран
Соединяются в трактире.