Когда я заводил мопса, то был уверен, что это такой респектабельный городской вариант свиньи. Мне казалось, что мопсы проводят жизнь, валяясь где-нибудь на коврике с перерывами только на завтрак, обед и ужин. Ты же в свою очередь проводишь жизнь, разглядывая то, какие смешные у них рожи и радуясь, что в доме есть кто-то более нелепый, чем ты сам. Конечно же, все оказалось не так.
Наше знакомство с Агамемноном состоялось, когда из кучки разлетающихся по питомнику щенков я выбрал одного – приветливого, улыбчивого, вежливого. Я уже протянул к нему руки с сакральной формулой «Беру вот этого вот», как вдруг мордатый конкурент влез прямо перед ним и чихнул мне в лицо. Так объявился Агамемнон. Сама судьба в этот момент намекала мне, что конкретно этот мопс чихать хотел на все планы по поводу респектабельной свиньи. Я не поверил и решил, что фатум имел в виду нечто вроде «я почти простужен и нуждаюсь в заботе». Разумеется, все оказалось не так.
Если вы тоже считаете, что мопсы – это такие похрюкивающие бочонки с жиром, которые иногда комично перемещаются от коврика к водопою, то вы правы только частично. «Похрюкивающие» – это да, если можно назвать похрюкивающим, например, плацкартный вагон, где прошел пивной чемпионат в супертяжелом весе. Года полтора назад Агамемнону даже сделали операцию, чтобы ему было легче дышать, а нам – спать. И это сработало – в том смысле, что храпящий вагон теперь не плацкартный, а купе.
Да и насчет «иногда перемещаются» тоже все сложно. Первые года полтора Агамемнон был абсолютно бесноватым. Если разделить его жизнь по аналогии с геологическими периодами, то была, к примеру, эра сосредоточенного обгрызания, когда он пожирал даже кафель и нанес убытков домохозяйству на сумму в пять наушников, несколько книг и одну тумбочку. Затем была длительная эпоха, когда мопс круглосуточно обожал все, что происходило вокруг, и стремился познать это как можно ближе: от ароматных бездомных и клыкастых волкодавов до мытья полов и экспедиций на запретный диван. Встречные мопсоведы уверяли, что после двух лет период яростной активности заканчивается и концепция бочонка с жиром все-таки побеждает. Ясное дело, все оказалось не так.
Сейчас у Агамемнона эпоха первичного накопления сил. В основном он ест, пьет (когда ему удастся опрокинуть чей-то бокал, так-то мы ему не наливаем) и особенно спит. Любит хорошо всхрапнуть после ночного сна, чтобы набраться сил для послеполуденной дремы. Но стоит выйти гулять на улицу или привести гостей, как он превращается в восторженную буженину, которая визжит и носится так, будто это главное событие его жизни. На прогулку мы обычно идем по ступенькам, и пока мы успеваем пройти один пролет, Агамемнон уже сбегал на первый этаж, затем поднялся наверх, сообщил, что он уже внизу, снова сгонял вниз и опять вернулся, чтобы грязно выругаться в твой адрес. Я-то думал, что прогулка с мопсом – это двухминутная вылазка на улицу к ближайшему дереву – и сразу домой. Безусловно, все оказалось не так.
На улице много дел. Нужно обоссать максимальное количество предметов, иначе человечество и особенно окрестные коты не будут знать, что царь Микен и Киева все еще в деле. Люди тоже радуют. На них можно наброситься, а когда они скажут: «Ой, какая собачка», то следует ответить что-то выстраданное вроде «хрррххррррр» – и порвать им колготы или обслюнявить штаны.
Больше всего Агамемнон не любит, когда кто-то уходит. Каждый раз мопс понимает, что человек уже никогда не вернется, а он, Агамемнон, весь остаток свой несчастной жизни проведет взаперти без пищи, воды и возможности чихнуть кому-нибудь в лицо. Поэтому мопс устраивает страшные истерики, когда кто-то покидает дом без него. А в последнее время он разработал хитроумную тактику противодействия этим дерзким уходам людей – и спит прямо на обуви, линяя и превращая ее в угги. Пока не помогает, но Агамемнон пытается.
В целом можно сказать, что жизнь с мопсом – это тяжкий труд. Формально в квартире нет ковров, но уже через пару дней после уборки весь пол устлан таким слоем шерсти, будто Агамемнон ночами бреет знакомых собак и расшвыривает их патлы по всему дому. Красивый сосновый пол покрыт глубокими бороздами от когтей – следов тех моментов, когда мопсу нужно резко стартовать с места, чтобы проверить, не появился ли внезапно в ванной какой-нибудь залетный лабрадор или хотя бы кот. А еще его нужно выгуливать, кормить, вытаскивать из водоемов, где он регулярно пытается утопиться, возить к врачу и отвечать на «Это мальчик или девочка?», «Это мопс?» и даже «Что это с ним?». В общем, жизнь с Агамемноном – это тяжкий труд. Но, конечно же, это не так.