Подошел ко мне самый-самый
Дорогой человек на свете
И спросил он наивно: «Мама,
А откуда берутся дети?»
Как ответить мне? Заикаясь,
Что купила его в магазине?
Или, может быть, добрый аист
Нам доставил его в корзине?
Я в глазах утонула синих,
Слепо верящих и бездонных.
Нет, не купишь таких в магазине,
Не получишь у почтальона.
«Дети к нам приходят из чуда,
Их рисует солнечный зайчик,
Что с утра танцует в посуде.
Подойди к маме ближе, мальчик,
Положи вот сюда мне руку
И почувствуй, с какою силой
И веселым настойчивым стуком
Бьется мамино сердце, милый.
Ровно в полдень, студеной зимою
Было небо бездонно-синим,
Разделилось оно надвое
Я тебе отдала половину.
Цвет волос, как у шерстки лисьей,
Смех звенящий, как песнь гитары,
Ты глаза свои, цвета выси,
Получил от зимы в подарок.
А потом прилетели синички,
И с еловой пушистой лапы
Подарили тебе реснички,
А улыбка твоя от папы.
Будь счастливым самым на свете,
И красивым, и добрым самым!!!»
А откуда берутся дети?
Дети — это частички мамы.

И падал снег на тёплые ладони,
Белёсой, легкокрылой мошкарой.
Замедленным круженьем всё наполнив... и тишиной.
И чудилось и слышалось, и мнилось...
Предчувствие рождал хрустальный свет...
И сердце колокольчиками билось... ему в ответ..
И так легко... спокойно... отрешённо
Душа скользила в этой белизне...
И таял, таял снег заворожённый... в моей руке...

Мантра

Я какое-то время жду тишины,
а затем объявляю свою монаршую волю:
«Воины, знаю, вам это по плечу.
Бог оставил меня оставил меня за старшую
вам придётся сделать, как я хочу»
Вместо двух бутиков на большой Никитской —
«Чертёжник» – там продают тетради и нотные партитуры,
«Сластёна» – с теми же запахами внутри
Аня больше не держит свой ум во аде
и не выводит вдоль кисти бритвой «умри, умри»
Рак становится излечим в терминальной стадии,
Игорь жив, и ему исполнилось двадцать три
Автоматы за спинами у ребят становятся бас-гитарами
Из каждой глубокой раны течёт шираз
и все сбитые кошки оказываются под фарами просто тряпками, брошенными вдоль трасс
Да, и мы с тобой просыпаемся завтра старыми и в одной постели на этот раз...

Вера Полозкова, из цикла "Осточерчение"

Все важные фразы

Все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.

самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах - не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.

любимые песни - все хриплым голосом,
все стихи любимые - неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.

все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные - предатели,
цирковые клоуны - все печальные,
а упрямые скептики - все мечтатели.

если дом уютный - не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться - навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.

да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли всегда бредовые.

кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь.

Ок Мельникова

В летний вечер нахально свистела вьюга.
Жаркий город был спешно застелен льдом.
Я не числилась больше твоей подругой.
И ты не был отныне моим плечом.

В разговорах про цель (что она из пепла)
И про то, как нелепо жить в мире грез,
Мы не стали дотошно искать ответы
На предательски честный больной вопрос.

Было спрятано солнце за серой тучей.
И просверлена взглядом в полу дыра.
Каждый был не растерзан и не измучен.
Каждый был безнадежно и слепо прав.

И мы были б, возможно, в сто крат глупее,
Но бесспорно счастливей в сто тысяч раз,
Если б хоть на секунду взглянуть успели
Друг на друга две гордые пары глаз.

КВАДРАТЫ

Владимир Лифшиц

И всё же порядок вещей нелеп.
Люди, плавящие металл,
ткущие ткани, пекущие хлеб, -
кто-то бессовестно вас обокрал.

Не только ваш труд, любовь, досуг –
украли пытливость открытых глаз;
набором истин кормя из рук,
уменье мыслить украли у вас.

На каждый вопрос вручили ответ.
Всё видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
ваши безропотные мозги.

Вручили ответ на каждый вопрос...
Одетых и серенько и пестро,
утром и вечером, как пылесос,
вас засасывает метро.

Вот вы идёте густой икрой,
все, как один, на один покрой,
люди, умеющие обувать,
люди, умеющие добывать.

А вот идут за рядом ряд –
ать - ать - ать — ать, -
пока ещё только на парад,
люди, умеющие убивать...

Но вот однажды, средь мелких дел,
тебе дающих подножный корм,
решил ты вырваться за предел
осточертевших квадратных форм.

Ты взбунтовался. Кричишь: - Крадут!.. –
Ты не желаешь себя отдать.
И тут сначала к тебе придут
люди, умеющие убеждать.

Будут значительны их слова,
будут возвышены и добры.
Они докажут, как дважды два,
что нельзя выходить из этой игры.

И ты раскаешься, бедный брат.
Заблудший брат, ты будешь прощён.
Под песнопения в свой квадрат
ты будешь бережно возвращён.

А если упорствовать станешь ты:
- Не дамся!.. Прежнему не бывать!..
Неслышно явятся из темноты
люди, умеющие убивать.

Ты будешь, как хину, глотать тоску,
и на квадраты, словно во сне,
будет расчерчен синий лоскут
чёрной решёткой в твоём окне.

Интересный факт о стихотворении:

Весь мир начинается с мамы...
И в сердце хранится портрет
Той женщины ласковой самой,
Которой родней в мире нет...

И с первой минуты рожденья,
Она, словно ангел земной,
Подарит любовь и терпенье...
Она за ребёнка стеной...

И каждой слезинке печалясь,
Волнуется мамы душа.
Для мамы мы те же остались,
Ведь ей не забыть малыша,

Что рос под сердечком, толкался...
Бессонных ночей хоровод...
Как зубик с трудом прорезался
И мучил младенца живот...

И первой улыбки сиянье,
И гордость от первых шагов.
Влюблённости первой признанье...
Всё маме понятно без слов.

Спасибо всем мамам на свете
За то, что прощаете нас...
Увы, повзрослевшие дети
Теперь забегают на час...

В делах, бесконечных заботах,
Уже со своими детьми,
С любовью, посмотрим на фото,
Где мама и мы, лет семи

Ледянка
Любовь Сердечная
Вези меня, ледянка, в детство,
Где мне ещё не больно падать,
Где «Чур» от всех напастей средство,
Где каждая снежинка – радость
Где папа - молодой и сильный,
Где плакать хочется без мамы,
Где лес и розовый, и синий,
А Дед Мороз такой румяный.

Где ничего вкусней сосульки,
Где сам себе игрушки клеишь,
Где каша манная в кастрюльке,
А апельсин, когда болеешь.
Где горькая микстура в ложке,
Где с пенкой молоко в стакане,
Где в плед завернутая кошка,
Где тетя Валя на экране.

Где мандарины пахнут елкой,
Где под столами новоселье,
Где нос укутан в шарфик колкий,
Где угол – плата за веселье.
Где кубики "Гематогенки"
Ещё вкуснее шоколадки.
Где вечно сбитые коленки.
Где с промокашками тетрадки.

Где счастье, если мама дома,
Где горе, если спать ложиться,
И ничего ценней альбома,
И ничего страшнее «Мыться!»
Где примерзают руки к санкам,
И где еще не стыдно плакать…
Вези меня вперед, ледянка!
Ты знаешь, я умею падать!

«Сегодня видел я, как древняя старуха
пыталась у метро отдать кота.
Я подошел. Ведь думал — с голодухи.
Хотел рублей четыреста отдать.

Но видели бы вы глаза старухи:
«Возьмите котика? Мне скоро помирать.»

В миру, в пыли житейской круговерти,
внезапно наступила тишина.
Старуха не своей боялась смерти —
пыталась от нее спасти кота…»

«Ты сшей одежду для души, ведь ей неловко…»



Ты сшей одежду для души, ведь ей неловко…
Её знакомые давно форсят в обновках,
На ком-то шаль из равнодушия с камнями,
На ком-то злоба и двуличие с шипами.

А кто-то платье сшил вечернее из лести,
Кому-то нравится носить наряд из мести,
А ты одета в простоту и состраданье…
Они не в моде и остались без вниманья.

Ты в детстве платье из доверия любила.
Твоя душа его с годами износила,
Оно теперь трещит по швам и стало тесно,
Но зло и зависть для души не интересны…

Зачем пытаться не свою носить одежду?
Взамен сомнениям примерь к душе надежду.
Наряд из сплетен, как костюм для маскарада,
Фальшивых масок на душе совсем не надо…

Пусть лучше совесть, чем пустые обещанья,
Пусть лучше платье из любви и пониманья,
Чем мини-юбка, что из выгоды пошита…
А лучше душу оставляй совсем открытой.

Души наряд ты не спеши менять по моде.
Чужой совет по стилю вряд ли ей подходит…
Наряды душу, без сомненья, украшают.
Но без души одежда роли не играет…

Ирина Самарина-Лабиринт

Её убивали. Она притворялась мёртвой.
Потом воскресала, едва становилось тише.
Она уходила походкой чужой, нетвёрдой
И прятала боль между строчек четверостиший.
А солнце катилось над городом спелой сливой,
Ни капли не грея ненужных и нелюбимых.
Она лишь хотела без малого - быть счастливой,
Но счастье стекало сквозь пальцы куда-то мимо.
В стотысячный раз её кто-то, из жизни вычтя,
Безжалостно бьёт равнодушием, взглядом, словом...
Не больно почти и, похоже, вошло в привычку:
Её убивают. Она воскресает снова.
Вот кто бы ответил, за что и какого чёрта
Иным воздаётся за всех свыше всякой меры.
Её убивают, она восстает из мёртвых,
Но с каждым распятием в ней умирает вера...
А после... в стотысячный раз выходя из комы
В промозглый ноябрь, что рябиной в ладони выжат,
Она по сердцам непричастных и незнакомых
Пройдётся строкой, не оставив ни шанса выжить.
Марина Шершнёва

Лежали в больнице в палате 
одной 
Два тяжко больных человека. 
Один у окошка лежал, а другой - 
У двери, где не было света. 
Один постоянно в окошко глядел, 
Другой лишь на краску дверную, 
И тот, что у двери, узнать захотел, 
Про жизнь за окошком другую. 
С готовностью первый больной 
рассказал, 
Что видно ему из окошка: 
«Там тихая речка, дощатый 
причал, 
И ходит по берегу кошка. 
По синему небу плывут облака 
Причудливые, как зверушки. 
Сидят на причале там два рыбака, 
И с внуком гуляет старушка». 
И так каждый день. То про 
сказочный лес 
Рассказывал, то про влюбленных. 
Другой же сосед перестал даже 
есть, 
Считая себя обделенным. 
Он мучился злобой, и зависть 
росла, 
Его постепенно съедая. 
Не мог он понять, почему же была 
Тут несправедливость такая. 
Однажды сосед у окна занемог, 
Что не было сил разогнуться. 
Он стал задыхаться и даже не мог 
До кнопки своей дотянуться. 
У двери сосед мог на кнопку 
нажать 
И вызвать сестру милосердья, 
Но он не нажал и остался лежать, 
Глаза закрывая усердно. 
Наутро сестра милосердья 
пришла 
Постель поменять за покойным. 
Сосед попросил, и она помогла, 
Занять эту самую койку. 
Когда ж он в окно наконец 
посмотрел, 
На шее задергалась вена. 
Увидел он вместо того, что хотел, 
Глухую высокую стену. 
Он был потрясен и сестре 
рассказал 
Про тихую чистую речку, 
Про сказочный лес, про дощатый 
причал, 
И небо в кудрявых овечках. 
«Ах, если б он видел! - сказала 
сестра. - 
Всю жизнь он слепым оставался». 
«Зачем же тогда?..» - тут больной 
прошептал... 
«Да он вас утешить старался»

РАССВЕТ ПРИХОДИТ К ТЕМ, КТО ВИДЕЛ ТЬМУ

Рассвет приходит к тем, кто видел тьму
Во всем ее убийственном величии…
Кто плакал от людского безразличья
Но безразличным не был ни к кому!

Рассвет приходит к тем, кто был в пути,
Не зная ни усталости, ни лени.
Кто, обессилев, падал на колени,
Но поднимался, продолжал идти!

И, зажимая волю в кулаки,
Вдруг находил ромашковое поле
И, задыхаясь от щемящей боли,
Свои ладони прятал в лепестки!

К тем, кто, похоронив свои мечты
И помянув их, устремлялся дальше.
Кто мог, среди предательства и фальши
Не растерять душевной чистоты…

Нечаянно в небесной синеве
Вдруг распахнутся солнечные двери…
Рассвет приходит к тем, кто верил в свет.
Абсурдно, до последнего. Но верил!

/Иван Андреев/

Она несла ребенка на груди,
то был сынок ее новорожденный.
Расстрел и лагерь были позади,
а впереди - путь,вьюгой занесенный...
Чтоб выжил сын, она сняла жакет,
потом в фуфайку сына замотала.
И у берез, когда настал рассвет,
чтоб сил набраться,на минутку встала...
Разведка шла, а ветер стужу нес,
в лицо солдатам липкий снег бросая.
Вдруг, трое встали, видят -меж берез,
стоит в рубашке женщина босая...
Солдаты ахнули, вплотную подойдя,
что это: призрак, явь иль наважденье..?
Под свист свирепый зимнего дождя,
они застыли, стоя в изумленьи...
В снегу, как статуя стояла Мать,
рубашкою потрескивая звонко
И мертвой, продолжала прижимать ,
к своей груди кричащего ребенка!
Солдаты женщину зарыли в колкий снег,
без шапок молча встали над могилой...
Но выжил двухнедельный человек
и крошечное сердце не остыло!!!
Ушла разведка, а в Советский тыл -
один вернулся строго по приказу,
Он нес ребенка - и мальчонка жил!
И не всплакнул в его руках ни разу...

Человеку нужен человек,
чтобы пить с ним горьковатый кофе,
оставаться рядом на ночлег,
и интересоваться о здоровье.

чтобы улыбаться просто так,
чтоб на сердце стало потеплее,
чтобы волноваться, там сквозняк,
одевай-ка тапочки скорее.

человеку нужен человек,
позвонить, послушать его голос:
"а у нас сегодня выпал снег.
как ты без меня там? Беспокоюсь!"

чтобы был приятель, друг, сосед,
и еще сопящая под боком,
без которой счастья в жизни нет,
без которой очень одиноко.