ЯВА, прекрасний вірш, дякую

РАХМАН КУСИМОВ
Белое

Это что-то из детства, из школьных лет:
Вот он падает, белый, большой;
Я в ларьке покупаю печенье и свежий хлеб,
И ещё ничего за душой.

Это что-то и вправду из той поры,
Время вспятит, того и гляди, —
Я съезжаю на санках с высокой горы,
И ещё ничего позади.

И метель в лицо мне, и, сквозь прищур,
Сам себя вижу в старом пальто:
Я ищу тех, кто спрятался, я ищу,
А ещё не потерян никто.

И учитель в школе, суров и зол,
Смотрит очень нехорошо:
На дом задали жизнь, а ты, вот позор,
Неготовым к уроку пришёл.

-- Пользователь добавил некоторое время спустя --

ГРУСТНАЯ ШУТКА
Час придет, и я умру,
И меня не будет.
Будет солнце поутру,
А меня не будет.

Будет свет и будет тьма,
Будет лето и зима,
Будут кошки и дома,
А меня не будет.

Но явлений череда,
Знаю, бесконечна,
И когда-нибудь сюда
Я вернусь, конечно.

Тех же атомов набор
В сочетанье прежнем.
Будет тот же самый взор,
Как и прежде, нежным.

Так же буду жить в Москве,
Те же видеть лица.
Те же мысли в голове
Станут копошиться.

Те же самые грехи
Совершу привычно.
Те же самые стихи
Напишу вторично.

Ничего судьба моя
В прошлом не забудет.
Тем же самым буду я...
А меня не будет.
1973
Владимир Лившиц.

mangust, последнее прямо точно легло на мое настроение. Спасибо.

babushka, на мое тоже

Чтобы разбавить немного грустную поэзию, делюсь

Тамара Львовна, девушка в годах,
Трясясь в трамвае, ехала с работы,
Ей было очень грустно отчего-то
И неуютно в новых сапогах...

Вчера она напрасно прождала
Мужчину (познакомясь в Интернете,
Она себе по-прежнему лгала,
Что принцы всё же есть на белом свете)...

Употребив головку чеснока,
Отбить желая запах перегара,
Иван Степаныч (холостой, нестарый)
С ней ехал рядом и упал слегка...

Тамара Львовна, девушка в годах,
Ему сказала громко (но тактично!):
«Напился, так веди себя прилично!
Свинья какая! А ещё в очках...»

Иван Степаныч аж оторопел
С такого неприкрытого цинизму –
Какую-то подержанную клизму
Совсем чуть-чуть портфельчиком задел!

Но вслух он этих слов не говорил,
Лишь развернул рекламную газетку
И, на Тамаре Львовне смяв беретку,
Ее печатным органом прикрыл.

Она снести такого не могла
И, придушив в себе зачатки леди,
Назвав его невежей и медведем,
Прям по очкам Степанычу дала!

Иван Степаныч был интеллигент –
В седьмом колене (или, может, в пятом) -
Всего лишь пару слов сказал он матом,
Чтоб исчерпать досадный инцидент.

Но на чесночной дьявольской волне
Тамаре Львовне разум помутило,
И вот она со всей девичьей силы
Его зонтом огрела по спине!

Иван Степаныч сразу заскучал
И крикнув огорчённо: «Ах ты, стерва!»,
Швырнул в окно (не выдержали нервы!)
Он хлястик, что у Львовны оторвал!

Тамара Львовна, хлястик не простив,
Лак для волос из сумочки достала
И полила трамвайного нахала,
Чтоб отомстить ему за негатив!..

...Трамвай уже к конечной подходил –
Иван Степаныч и Тамара Львовна,
Уставшие от битвы, безусловно,
Сошли, пихаясь, чуть утратив пыл.

Он – без шарфА, с одним стеклом в очках,
Облитый лаком и ее презреньем,
Она – в пыли и с дыркой на колене,
Без хлястика, но с зонтиком в руках.

И оказалось – им не то что в дом,
В один подъезд! Бывает же такое!
Ввалились в лифт (уже почти без боя),
Иван Степаныч вымолвил с трудом:

«Ну, как теперь знакомиться иттить?
В одном очке и галстуке помятом?!..»
«Какой этаж, удод?.. И мне девятый...
Иван Степаныч, вы?! Не может быть!!!»

- Ой, как же так... я вас вчера ждала...
-Тамара Львовна! Вы?! Вот, блин, засада...
Ну, вы меня того... простите, гада...
- Я вам не больно зонтиком дала?

- Да ничего, пустое! А берет
Я Вам помял того... не слишком шибко?
- Ах, до чего ж досадная ошибка,,
Вот до чего доводит Интернет!..

- А я ж еще вчера собрался к вам,
Да кум позвал к себе на именины...
- Ну вот, а я пожарила котлеты ...
- Эх, кабы знал, не шлялся по кумам...

И оттирая друг на друге грязь,
И бормоча бессмысленное что-то,
В квартиру, спотыкаясь и смеясь,
Ввалились два счастливых идиота...

А меня в последнее время очень трогают стихи Асадова
особенно проникновенно как по мне их читает Anna Egoyan

Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо!

Я могу за тобой идти
По чащобам и перелазам,
По пескам, без дорог почти,
По горам, по любому пути,
Где и черт не бывал ни разу!

Все пройду, никого не коря,
Одолею любые тревоги,
Только знать бы, что все не зря,
Что потом не предашь в дороге.

Я могу для тебя отдать
Все, что есть у меня и будет.
Я могу за тебя принять
Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря
Целый мир тебе ежечасно.
Только знать бы, что все не зря,
Что люблю тебя не напрасно!
***

Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено – и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить…

Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…

Вот так и вьётся эта канитель -
Легко встречаются, без боли расстаются…
Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.
Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться.

Как много тех, с кем можно лечь в постель…
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И жизнь плетёт нас, словно канитель…
Сдвигая, будто при гадании на блюдце.

Мы мечемся: – работа…быт…дела…
Кто хочет слышать- всё же должен слушать…
А на бегу- заметишь лишь тела…
Остановитесь…чтоб увидеть душу.

Мы выбираем сердцем – по уму…
Порой боимся на улыбку- улыбнуться,
Но душу открываем лишь тому,
С которым и захочется проснуться..

Как много тех, с кем можно говорить.
Как мало тех, с кем трепетно молчание.
Когда надежды тоненькая нить
Меж нами, как простое понимание.

Как много тех, с кем можно горевать,
Вопросами подогревать сомнения.
Как мало тех, с кем можно узнавать
Себя, как нашей жизни отражение.

Как много тех, с кем лучше бы молчать,
Кому не проболтаться бы в печали.
Как мало тех, кому мы доверять
Могли бы то, что от себя скрывали.

С кем силы мы душевные найдем,
Кому душой и сердцем слепо верим.
Кого мы непременно позовем,
Когда беда откроет наши двери.

Как мало их, с кем можно – не мудря.
С кем мы печаль и радость пригубили.
Возможно, только им благодаря
Мы этот мир изменчивый любили.
***

Она начинает тебя забывать…
И ты это чувствуешь… нервно… подкожно…
Пытаешься что-то найти… и узнать…
И душу своим появлением встревожить…
Она начинает уверенно жить…
Шутить… флиртовать… и друзьям улыбаться…
И рвется из прошлого тонкая нить…
Которая долго пыталась не рваться…
Она начинает с нуля… Ну и что?
С нуля начинать — это вовсе не страшно…
А страшно… прождать бесполезно… того…
Кому ее сердце по жизни неважно…
Она начинает тебя забывать…
И знаешь… она тебя все же забудет…
А время заполнит пустую тетрадь…
Другими людьми… и… тебя там не будет

наверное, у нас у каждой есть такой- он, оставшийся в прошлом.

Асадова нежно люблю уже лет 20, а то и 25 Не все мне близко, но восхищаюсь его талантом писать просто о главном.

Я тоже.... один из моих любимых поэтов

МИХАИЛ АНЧАРОВ
Песня об органисте, который в концерте известной певицы заполнял паузы, пока певица отдыхала

* * *
Рост у меня
Не больше валенка.
Все глядят на меня
Вниз,
И органист я
Тоже маленький,
Но все-таки я
Органист.

Я шел к органу,
Скрипя половицей,
Свой маленький рост
Кляня,
Все пришли
Слушать певицу
И никто не хотел
Меня.

Я подумал: мы в пахаре
Чтим целину,
В воине —
Страх врагам,
Дипломат свою
Представляет страну.
Я представляю
Орган.

Я пришел и сел.
И без тени страха,
Как молния ясен
И быстр,
Я нацелился в зал
Токкатою Баха
И нажал
Басовый регистр.

О, только музыкой,
Не словами
Всколыхнулась
Земная твердь.
Звуки поплыли
Над головами,
Вкрадчивые,
Как смерть.

И будто древних богов
Ропот,
И будто дальний набат,
И будто все
Великаны Европы
Шевельнулись
В своих гробах.

И звуки начали
Души нежить,
И зов любви
Нарастал,
И небыль, и нечисть,
Ненависть, нежить
Бежали,
Как от креста.

Бах сочинил,
Я растревожил
Свинцовых труб
Ураган.
То, что я нажил,
Гений прожил,
Но нас уравнял
Орган.

Я видел:
Галерка бежала к сцене,
Где я
В токкатном бреду,
И видел я,
Иностранный священник
Плакал
В первом ряду.

О, как боялся я
Свалиться,
Огромный свой рост
Кляня.
О, как хотелось мне
С ними слиться,
С теми, кто, вздев
Потрясенные лица,
Снизу вверх
Глядел на меня.

Я опоздала согрешить…
Теперь уже и не охота…
Сейчас мне хочется дружить,
А дальше… Дом, семья, работа…

Сложила мысли в сундучок…
О нём душа моя забудет.
На сундучке висит значок —
С пометкой: «То, чего не будет…»

Смотрела – парень нёс цветы,
От предвкушения краснея…
А у меня о чём мечты?
Чтоб пироги испечь вкуснее…

Чтобы было время – час поспать
И чтобы дети сыты были…
А так… О чём ещё мечтать,
Коль мысли о любви остыли,
Прокисли, будто молоко…
И как оно, потом сбежали…
И без любви мне так легко,
Как-будто все хвосты отпали…

Теперь мне не за кем рыдать,
Сдаваться некому без боя…
Могу спокойно наблюдать
За однотонною судьбою…

Из скучных дней – любовь не сшить…
От пустоты в душе – слабею…
Я опоздала согрешить,
Но может быть ещё успею…

Ирина Самарина-Лабиринт

Андрей Драгунов


Пригород

Пригород — это, где поворот с дороги

упирается в кладбище, где птицы живут, как дома,

не смотря ни на что — вороны, стрижи, сороки

и, даже, голуби, с кем по прошлой жизни еще знакомы.

Пригород — это кусок земли, не заросший жизнью —

только смотритель кладбища и собаки —

те, что ушли из города и забыли —

как это жить при доме, а не в овраге…

Пригород — это земля от других — на память,

чтобы доподлинно знали — откуда город

и как это было раньше — двумя веками —

еще без названия и, даже, еще без рода,

то есть, когда дороги — сквозь пыль и камень —

по направлению ветра… Трава — по пояс —

тронешь её и кажется, что руками

трогаешь жизнь — свою и… чужую, то есть.

Пригород — это неспешная жизнь по кругу —

точно шаг в сторону — и ты на другой планете…

Где даже собаки знают в лицо друг друга —

и их не боятся ни старики, ни дети.

Эта земля ещё помнит и свист, и топот,

или, как трактор последнюю снёс избушку,

а тракторист обливался холодным потом,

вспоминая свою деревню и мать старушку.

Пригород — это бессрочная память детства,

где никакая ржа — не разъест карманы,

где только пыль, доставшаяся в наследство —

всё сохраняет, прикрывшись сухим бурьяном.

А мне очень нравятся стихи Лины Костенко