По своей площади (1,6 тыс. кв. км) айсберг D28 лишь немногим уступает шотландскому острову Скай.
За этим айсбергом толщиной около 210 метров теперь будут тщательно следить, потому что столь гигантский массив льда может стать потенциальной угрозой океанским судам.
Последний раз от ледника Эймери столь крупный айсберг откалывался в начале 1960-х. Правда, тот айсберг был и вовсе гигантским - площадью 9 тыс. кв. км.
Эймери - третий по величине ледяной шельф в Антарктике, его площадь - около 40 тыс. кв. км.
"Это захватывающее событие после стольких лет наблюдений, - поделилась впечатлениями профессор Хелен Фрикер из Научно-исследовательского института Скриппса (США). - Мы знали, что в итоге это произойдет, но чтобы мы не дремали, это случилось не совсем там, где ожидали".
Ученые рассчитывали, что айсберг отколется несколько восточнее, где расположена часть шельфа под названием "Шатающийся зуб". Ученые предсказывали, что "Шатающийся зуб" отвалится между 2010 и 2015 годами. Но он по-прежнему держится.



Хелен Фрикер подчеркивает, что появление отколовшегося от ледника айсберга никак не связано с глобальным потеплением.
Спутниковые снимки, которые делаются с 1990-х годов, показывают, что шельфовый ледник Эймери остается в равновесном состоянии, несмотря на активное таяние его поверхности в летние месяцы.
"В Антарктиде многое вызывает озабоченность, но по поводу этого конкретного шельфа оснований для тревоги нет", - говорит профессор Фрикер.
Айсберг D28, согласно расчетам, имеет толщину примерно 210 метров и весит около 315 млрд тонн. Но он кажется не таким уж большим по сравнению с айсбергом A68, отколовшимся в 2017 году от шельфового ледника Ларсена, находящегося на противоположной стороне Антарктики. Сейчас площадь айсберга А68 в три с лишним раза больше.
Приливы и ветер будут гнать D28 на запад. Потребуется несколько лет, прежде чем этот айсберг развалится на куски и полностью растает.

Волкер сам предоставил свою переписку конгрессу. Сообщения были опубликованы на сайте Комитета по иностранным делам Палаты представителей США. Именно в нижней палате сейчас проводится расследование в рамках процедуры импичмента президента.
Из переписки следует, что дипломаты связывали ключевые события в двусторонних отношениях - официальный визит Зеленского в Вашингтон и выделение военной помощи Украине - с готовностью украинского президента идти навстречу Трампу.
25 июля, в день телефонного разговора Трампа с Зеленским, спецпредставитель Госдепа по Украине Волкер написал советнику Зеленского Андрею Ермаку, что получил информацию из Белого дома. "Если президент З убедит Трампа, что докопается до сути случившегося в 2016 году, мы определим точную дату для визита в Вашингтон", - говорится в сообщении.
Во время разговора Трамп просил Зеленского выяснить, "что произошло со всей этой ситуацией с Украиной" в 2016 году. Речь идет о неподтвержденной теории, согласно которой Украина играла какую-то роль в хакерских атаках во время предвыборной кампании в США в 2016 году.

В переписке американских дипломатов также обсуждается вопрос публичного заявления, интервью или пресс-конференции, где Зеленский бы пообещал начать расследование в отношении "Бурисмы" - компании, в совете директоров которой был сын бывшего вице-президента Джо Байдена.
Байден лидирует в опросах общественного мнения среди демократов, и именно он, скорее всего, составит конкуренцию Трампу на президентских выборах в 2020 году.
Из переписки следует, что Волкер обсуждал с Ермаком работу над текстом заявления и договаривался о том, когда оно будет сделано. За неделю до звонка, в котором Трамп попросил Зеленского проконтролировать расследование против Байдена, администрация президента США заморозила выделение военной помощи Киеву на сумму в 391 миллион долларов, ранее одобренной конгрессом.
"Кошмаром будет, если они дадут интервью и не получат военной помощи. Русским это понравится (а я подам в отставку)", - написал временный поверенный в делах США по Украине Билл Тейлор в сообщении от 8 сентября. "С задержкой [военной помощи], мы заставили веру [украинской администрации] в нас пошатнуться. Отсюда - мой кошмарный сценарий", - добавил Тейлор. В тот же день он добавил, что считает безумием "удерживать военную помощь в обмен на помощь с политической кампанией".
В ответ посол США в ЕС Гордон Сондланд ответил, что тот неверно интерпретировал позицию Трампа, и предложил прекратить переписку.
В итоге Зеленский не сделал публичного заявления, которое, будь оно совершено, можно было бы приравнять к помощи Трампу на президентских выборах 2020 года и прямому вмешательству в американский избирательный процесс.

Оригинал документа здесь https://foreignaffairs.house.gov/_cache ... -03-19.pdf

"При заходе на посадку на расстоянии 13,7 км до международного аэропорта "Львов" исчез с радара транспортный самолет Ан-12. В 7:29 один член экипажа вышел на связь и сообщил, что самолет Ан-12 совершил аварийную посадку", - говорится в сообщении. Самолет нашли в 1,5 км от посадочной полосы в 7:46.
Сначала министр инфраструктуры Владислав Криклий сообщил, что, по предварительным данным, погибли четыре человека, позже эта цифра возросла до пяти. "Грустная пятница. По предварительным данным, 4 погибших. Аварийная посадка осуществлена в связи с окончанием горючего", - написал он в Facebook. Позже министр отредактировал сообщение: "По предварительным данным, есть погибшие". "Точную информацию ждем, на борту были не только члены экипажа", - пояснил он, комментируя событие.
Затем количество жертв уточнили в ГСЧС. "На борту находилось 8 человек, из них 7 членов экипажа и один сопровождающий груз. В результате падения самолета 3 человека погибли, 3 человека пострадали, судьба 2 человек неизвестна. Аварийно-спасательные работы продолжаются", - говорится в сообщении.
В 10:00 Владислав Криклий сообщил, что число погибших уже возросло до пяти. Министр также добавил, что трое пострадавших получили тяжелые травмы.
По состоянию на 10:00 их всех достали из самолета.
По данным Криклия, самолет Ан-12 #UR-CAH принадлежал авиакомпании "Украина Аэроальянс", выполнял чартерный грузовой рейс #UKL4050 по маршруту Виго (Испания) - Львов.
На сайте компании Ukraine Air Alliance (Украина Аэроальянс) указано, что самолет АН-12 #UR-CAH 1968 года выпуска до 1995 года эксплуатировался военными частями, с 2012 года - этой авиакомпанией.
Нам не удалось связаться с авиакомпанией ни по одному из номеров телефонов, размещенных на ее сайте.

RFI: Сейчас здесь, в ПАСЕ, находится российская делегация. Вы ходите по одним коридорам с Петром Толстым и другими российскими депутатами, которые о вас отзывались крайне нелицеприятно. Толстой назвал присуждение вам премии Сахарова «хамским» поступком ПАСЕ. Как вы относитесь к такому «соседству»? И почему вы приехали именно в ПАСЕ? Ведь есть Европейский парламент и другие площадки, на которых Россия не представлена.

Олег Сенцов: Для меня не проблема видеть российских депутатов, Толстого. Я его видел, он видел меня. Мы друг друга не замечаем, живем в параллельных мирах. То, что они присутствуют здесь, это не мое решение, приехали и приехали.
Почему в ПАСЕ? Я езжу сейчас везде, где можно пообщаться с людьми, которые могут принять какие-то решения, направленные на помощь Украине и на помощь в освобождении наших пленных. Это я выбрал себе задачей как общественный деятель.

Вы встретились в Страсбурге с президентом Франции Эмманюэлем Макроном. И Макрон, и Франция, как и многие другие страны, боролись за ваше освобождение, за освобождение украинских заключенных. Почему ваша первая встреча в ПАСЕ была именно с президентом Макроном?

Предложение исходило от него. Во-первых, он много сделал для освобождения меня и наших ребят. Во-вторых, мне хотелось понять, что он за человек, и выяснить для себя, что он будет делать дальше, будет ли он дальше помогать Украине и, прежде всего, нашим ребятам, которые все еще в плену.

В интервью газете Le Monde вы сказали, что верите в Эмманюэля Макрона.

Я верю только в одного человека, ему доверяю. Человека, который меня не подведет. Этого человека зовут Олег Сенцов. Вот ему точно верю. Все остальные — другие люди.
Чужая душа — потемки, как говорит пословица. Поэтому я не знаю, какие у него намерения. У него свои намерения, своя страна, он президент. Франция — не Украина. У него свои интересы, и это надо всегда понимать. Он помогает, делает все, что может, но у него свои задачи, которые он выполняет. Но если он поможет добиться мира в Украине, чтобы не гибли ребята на передовой, чтобы огонь прекратился, чтобы пленные вернулись, — это уже хорошо, уже будет плюс.
Я попытался донести до Эмманюэля Макрона, который уже понимает это в определенной степени, что Путин не отдаст Крым, не отдаст Донбасс на условиях Украины, будет пытаться через Донбасс контролировать Украину. Он будет пытаться выворачивать ей руки, не давать ей развиваться дальше. Разумеется, ни о каком вступлении Украины в НАТО и Евросоюз не может быть и речи. Но Украина пока к этому и так не готова.

Президент Макрон выступает за активный диалог с Россией. Его позиция — мы говорим со всеми. За несколько недель до того, как пожать руку вам, он пожал руку и Владимиру Путину в форте Брегансон. Как вы считаете, правильная ли это позиция, и готовы ли вы разговаривать с Путиным и с Россией в принципе?

Я не государственный деятель, чтобы вести переговоры. У нас есть для этого президент и МИД. Я частное лицо, которое делает все, что может, для своей страны и для тех моих собратьев, которые остаются в плену. Я могу лишь высказывать свое мнение и какие-то встречи в частном порядке проводить. Просто у нас развивается гражданское общество, я — часть гражданского общества. Оно выступает с запросом, к которому правительство должно прислушаться, потому что это наше правительство, мы его избрали. Это не оккупационная власть, которая нам что-то диктует. Общество, народ диктуют правительству, что оно должно делать. Так правильно устроены все цивилизованные страны, как я понимаю. Это демократические принципы.
То, что президент Макрон жал руку Путину, потом жал мне, — ну и что? Что от этого изменится? Переговоры лучше войны, а мирные договоры заключаются с врагами, а не с друзьями. С друзьями дружат, с ними не нужно заключать договоры.
В то же время Путин — тяжелый переговорщик. У него есть свои цели, которые диаметрально противоположны украинским, которые даже близко не соответствуют никаким европейским канонам. Он создает внешнюю иллюзию, даже улыбается, показывая, что хочет мира… Но на самом деле, Путин — абсолютно советский человек, с фсбэшным подходом к жизни, который хочет держать не только свою Россию так, как он ее держит, поработив даже собственное население, но и постсоветские республики. Именно в них он хочет быть лидером, которого слушают, которому подчиняются. И только его мнение должно быть главенствующим. Такие подходы для нас неприемлемы.

Ваше мнение о Владимире Путине менялось за все эти годы? Когда-то он был для вас просто политиком. Теперь для вас он один из тех людей, которые отобрали у вас пять лет жизни. Вы испытываете какие-то чувства по этому поводу?

Пять лет жизни — это не проблема. Понимаете, у меня два друга в Крыму погибли. Пять лет по сравнению с этим не проблема. 13 000 человек погибло в Украине — это проблема. А пять лет — это не проблема, а маленькая неприятность.
У меня мнение о Путине не менялось. Когда он в 2007 году повернул в сторону построения общества по модели Советский союз 2.0, я уже понимал, куда это все движется. Уже к началу Майдана у меня мнение было сформировано, и оно не изменилось. Оно ухудшилось, когда он начал захватывать Крым. И с той поры, когда он ввел войска в Крым 27 февраля 2014 года, мое мнение о нем еще сильнее ухудшилось. С тех пор оно лучше не становилось — и не станет никогда!

Если вернуться к вашему заключению, к событиям последних пяти лет и к моменту перед вашим арестом в Крыму. Вы ожидали, что против вас заведут дело, что вами займется ФСБ? Была ли у вас возможность уехать и уехали бы вы сейчас, если бы знали заранее, что вас ждет?

Я не размышляю о жизни, используя словосочетание «если бы». Я работаю с фактом того, что есть. На тот момент я, конечно, не знал, чем закончится дело, что оно будет так сфабриковано. Я знал, что меня ищут, что были задержаны другие ребята. Я имел возможность уехать, у меня для этого было около полутора суток. Но я не уехал, потому что надо было помочь другим арестованным. Я знал, что ничего противозаконного — даже по российским законам — я не совершал. Ну, побьют в крайнем случае и вышвырнут из Крыма — самое худшее, что могло со мной произойти.
Были шансы, правда, что меня могут убить. Ну, такая была ситуация тяжелая, но что поделать: ты в этом участвуешь, либо — нет. Я участвовал, понимал все риски. Я бы ничего не изменил, потому что в жизни все давно предначертано. Случилось так, как должно было случиться. Я ни о чем не жалею.

Когда вы начинали в тюрьме голодовку с требованием освободить украинских заключенных из российских тюрем, вы понимали, что она продлится 145 дней, и чего вы ожидали?

Я не думал, что она продлится так долго. Я понимал, что нас не освободят. У меня была задача привлечь внимание к этой проблеме. Даже не ко мне лично, потому что я и так был достаточно известен. У меня была задача привлечь внимание к остальным политзаключенным, к этой проблеме. Я видел, что переговоры (об обмене заключенными между Россией и Украиной — RFI) зашли в тупик и ничего не происходит.
Я долго об этом размышлял и в конце концов принял решение. Я никогда не принимаю поспешных и необдуманных решений — тем более таких ключевых. Поэтому я к этому готовился и выбрал момент накануне чемпионата мира, чтобы пик голодовки пришелся на чемпионат. Так можно было привлечь внимание. Это был просчитанный шаг.

Вы ставили себе какой-то предел в голодовке, до которого вы можете дойти, или вашей конечной целью было то, чтобы как-то изменилась ситуация с заключенными?

Нет, конечной целью было добиться изменения ситуации. Требованием было освобождение. Но я не требовал ничего у Путина, потому что я не разговариваю языком ультиматумов даже с врагами — это тупиковый диалог. Я просто привлекал внимание, чтобы эти переговоры об обмене оживились и чаще стали говорить про других людей.
И в итоге нас освободили — правда, не сразу, а через год. Я понимал, что это произойдет не сразу, но я сделал свой вклад на эту чашу весов, которая в конце концов перевесила, и нас выпустили.

За эти 145 дней возникало ли у вас ощущение, что это конец, что вы больше не можете и находитесь на самой грани?

Это трудные ощущения, про которые тяжело сейчас говорить. Не потому что морально трудно, хотя никаких угрызений или каких-то фантомных болей нет у меня. Просто мы говорим про прошлое. Сейчас все еще наши ребята в тюрьме: 86 человек, как минимум, в России. Большинство из них — крымские татары, которые сидят за свои религиозные и политические убеждения, не совершив ничего. К ним тоже применены статьи террористического характера, потому что политических статей нет в России. И минимум 127 военных, гражданских, женщин, даже несовершеннолетних детей содержатся в тюрьмах Донбасса в ужасных условиях.
Это только верхушка айсберга, потому что там их намного больше. Вот это проблема! Об этом надо сейчас говорить! А то, как я голодал, это уже прошлое, оно мне малоинтересно. Ну, а кому интересно, я во время голодовки вел дневники. У меня неразборчивый почерк, и охранники не могли понять, что я веду дневники. Хотя я всем говорил, что пишу книгу, я писал дневники. Записывал все, что происходило со мной, вокруг меня, какие-то воспоминания, мысли, поток сознания. Это все записано, и смог это все вывезти оттуда.
Через год эта книжка будет издана, и кому интересно, сможет ее прочитать и во все это окунуться подробно. Мне в это окунаться не очень интересно, потому что это прошлое, а есть задачи сегодняшние.

После освобождения вы вышли из самолета «главным украинцем» — по крайней мере, в глазах европейцев. Что для вас значит такая публичность? Она на вас скорее давит или помогает бороться за освобождение своих товарищей?

Я никакого давления не испытываю. Никакой особой радости или беспокойства по этому поводу — ну есть и есть. Я спокойно к этому отношусь. Да, это возможность, чтобы свое положение использовать и говорить о важных вещах. Вот я его использую, приехал и говорю.

О каких важных вещах?

Про нашу борьбу, борьбу Украины с российской агрессией и про наших пленных.

А дальнейшее свое участие в политической жизни вы рассматриваете?

Пока этот вопрос открытый — жизнь покажет. Пока что нет, потому что у меня кроме общественной жизни есть кино, которым нужно заниматься, потому что чувствую моральное обязательство воплотить какие-то свои идеи. Они у меня есть, есть уже в письменном виде — сценарии, книги.
С книгами проще, а сценарии надо снимать. Они были и до заключения, а в заключении я полностью три готовых сценария закончил и все это готов снимать. А участие в политической жизни — это открытый вопрос, вопрос будущего. Там видно будет.

Какой вы увидели Украину после пяти лет в российской тюрьме ? Как пятилетний конфликт с Россией повлиял на страну?

Мне трудно судить, потому что я человек «ангажированный», смотрю изнутри. Вы смотрите со стороны на этот конфликт, и у вас свое мнение. У меня будет другое мнение: на нас напали — мы защищаемся, боремся, чтобы остаться независимыми и свободными. Даже если мы останемся одни, мы продолжим бороться, как бы там ни было.
Конечно, конфликт изменил украинцев, изменил меня, но эти изменения начались еще с Майдана. Этот конфликт — продолжение Майдана. Ответ Путина на нашу возможность самим решать, какое у нас будет правительство, самим решать, по каким принципам жить, с кем дружить, а с кем не дружить. За этот выбор нас наказывают. Наказывают за то, что мы захотели стать европейцами. Мы по-прежнему хотим стать европейцами, поэтому Европа нам помогает, потому что у нас устремления похожие с ними. А у Путина — нет.

А как вас лично поменял этот конфликт?

Повторяю, этот пятилетний конфликт меня не поменял. Изменения произошли на Майдане, когда я ощутил себя гражданином своей страны, ощутил то, что у меня есть страна, за которую я несу ответственность и которая хочет жить так, как я внутренне, граждански, личностно.
Раньше государство было само по себе, я — сам по себе. На Майдане мы соединились, и это чувство было не только у меня одного. Спросите у любого украинца — все они изменились после Майдана. Интервенция России была после этого, она уже на это наложилась, но изменения у меня лично произошли на Майдане. У кого-то, может быть, они произошли во время конфликта с Россией, когда она напала.

Понятно, что есть конфликт, Майдан, который поменял многих. На вас еще и повлияли те пять лет, которые вы провели в колонии…

Они никак не повлияли. Я вот вышел, общаюсь с людьми, и все, кто меня не видел пять лет, но хорошо знал, говорят: «Ты вообще не изменился». Только волос стало больше седых, а так я вообще не изменился.

На ваш взгляд, тюремный опыт будет влиять на ваше дальнейшее творчество? Это опыт, который во многом похож на опыт ГУЛАГа.

Пять лет изменят любого человека. Я всю жизнь стараюсь меняться к лучшему. В детстве, в 16 лет, я выписал на бумажке те качества, которые я не хочу в себе иметь, и те качества, которые хочу. И с тех пор работаю над собой. Да, бумажки сейчас нет, но по-прежнему есть вещи, которые я хочу в себе изменить — убрать плохое и добавить хорошее.
Я работаю над собой всегда, и тюрьма была одним из этапов этой жизни. Не было такого, что я жил по одним принципам, одним суждениям, и вот тюрьма все изменила. Это не первое тяжелое приключение в моей жизни, у меня было достаточно много тяжелых ситуаций. Тюрьма — одно из сильных, но далеко не первых испытаний, поэтому далась она мне, может, легче, чем остальным.
Многие, кто не знает меня близко, говорят: «Ты вот вышел, как будто с курорта прилетел». Я как был в тюрьме свободный, до тюрьмы, так и после вышел свободным. То есть не было даже момента — и выход из самолета, и выход из камеры — что «вау, я на свободе». Я всегда был свободен.

Было ли какое-то сочувствие, особое отношение к вам, когда вы находились в Лабытнанги, со стороны тех людей, которые…

Сочувствие? Какое сочувствие? Они ненавидят украинцев, ненавидят тех, кто против Путина. Большинство населения России находится под влиянием пропаганды, которая натравливает один народ на другой. Они все ни разу не видели Майдан, ни разу не были в Украине, ни разу не были в Европе, но уже ненавидят украинцев, европейцев и американцев — всех сразу.

Даже те люди, которые вместе с вами находились в камерах, и те люди, которые за вами наблюдали?

Вообще россияне. Какая разница, ты смотришь один телевизор, в голове примерно одно и то же. Не было открытой агрессии, открытых конфликтов. Но пассивная ненависть тоже влияет, ты понимаешь, что находишься в кислотно-агрессивной, негативной к тебе среде.

Можете ли вы описать момент обмена, когда вам стало понятно, что этот обмен уже сейчас начнется? Многие говорили о том, что, с одной стороны, его ждали давно, с другой — он был неожиданным.

Они все пять лет говорили про обмен, просто не подтверждалась информация, все срывалось. Были же обмены — меняли Савченко, меняли Афанасьева с Солошенко, каких-то еще людей. То есть это было не в первый раз, просто никто не верил до конца, что все-таки получится. Но я все эти годы знал, что моя страна меня спасет, поэтому в этом сомнений у меня не было. А сам момент — они же не говорят, что «ты поедешь». Просто понимаешь по их действиям, что все к тому идет. Из Лабытнанги привезли в Лефортово — стало понятно, что (дело идет) к обмену и осталось подождать еще чуть-чуть. (Через) девять дней нас обменяли.

О чем вы говорили в автобусе, когда вас повезли в аэропорт?

Мы знакомились. Мы же ехали все под конвоем. Моряки сидели в одном автобусе, мы сидели политические, и часть моряков сидела в другом автобусе. У каждого из нас был персональный охранник, спецназовец ФСБ, в форме, с оружием. Но нам разрешали разговаривать, мы даже руки друг дружке жали. Начали знакомиться, потому что по фамилиям-то многих знаешь, а в лицо я знал только Кольченко. Все познакомились, общались, была простая атмосфера. Мы уже не чувствовали себя заключенными — хоть и под конвоем, но даже ФСБшники были настроены не то что доброжелательно, но нейтрально. Нам не мешали, не было обычного, свойственного для них давления.

Когда вас пересадили из автобусов в самолет, который принадлежит Украине, какие были ваши первые слова? Кто вас встретил?

В тот момент, когда в Лабытнанги меня привели в дежурную часть и сказали: «Собирайся с вещами», я понял, что все.
Не было ощущения, что «меня освобождают, вау». До выхода из самолета его не было, и даже потом не было того момента, что я на свободе и меня освобождают — ничего не было. Ничего не щелкнуло. Может быть, слишком долго все это продолжалось, уже перегорел — я не знаю. Все было спокойно.

А у других, тех, кто с вами находился?

Была спокойная радость, без каких-то особых восторгов.

Если мы вернемся к тому, что происходит сейчас — вы знаете, что вчера подписали «формулу Штайнмайера». На ваш взгляд, конфликт между Россией и Украиной, война в Донбассе как-то могут приблизиться с этим к концу? И как вы вообще видите, как эта ситуация может разрешиться?

Переговоры по поводу подписания всех этих соглашений ведут президент и МИД, правительство Украины, они принимают решения и несут ответственность. Я как член гражданского общества и народ Украины будем смотреть, чтобы они сделали так, чтобы их соглашения отвечали нашим запросам, не противоречили запросам народа Украины и нашей стране.
Пока ничего непонятно, потому что переговоры в принципе не закончились. Подписание про выборы — это все тактические документы, которые ведут к миру. Просто вы должны понимать такую простую вещь: Путин не отдаст Донбасс на наших условиях. Он нас не отпустит — все, ребята, идите в Евросоюз, мы тут сами разберемся. Нет, так не будет. Если вы этого не понимаете, то значит вы не понимаете, что такое Путин.

Как тогда будет, на ваш взгляд?

Будет ловушка в лучшем случае и удавка на шее Украины. Просто сейчас он пытается его легализировать, зафиксировать ситуацию: есть Крым — никто про него не говорит. Вот есть Донбасс, который мы сейчас впихнем в Украину, но там будут путинские ребята, подчиненные, через которых он будет управлять Украиной, и Верховной Радой — может, даже сюда они смогут приехать. Это будет вообще интересно — люди, которые убивали наших граждан, приедут сюда как депутаты. Это будет вообще страшная ситуация, которую мы не хотим допускать.
Во всех этих соглашениях есть важный момент: это контроль границы. Это лично для меня важнее всего. Потому что в каком порядке проводить выборы, комиссии, даже амнистия — это все не такие важные вопросы…
Если мы не будем контролировать границу, мы не будем контролировать Донбасс. Этот вопрос как-то затирается, его не обсуждают, он вторичен. А если он не отдаст нам границу, ее будут контролировать со стороны Украины нынешние боевики и сепаратисты, ничего не изменится. Просто его статус будет легализован, а это провал и ловушка. Если в нее угодит Зеленский со своим правительством, то это будет большим провалом.

Как вы считаете, пока Крым не будет украинским, какой-то мир, соглашения, переговоры мирного характера с Россией возможны?

Переговоры всегда лучше, чем война — я это говорил и буду говорить всегда. Сто лет переговоров лучше одного дня войны. Но нужно понимать: мы никогда не смиримся, что Крым забрала Россия, и будем требовать его до конца, сколько бы лет на это не ушло.
Ситуация с Крымом похожа на ситуацию с Прибалтикой в 40-м году, куда Советский Союз тоже ввел войска без особых выстрелов, тоже провел какой-то референдум по присоединению к Советскому Союзу, и все. Мировое сообщество не признало и не признавало этого еще 50 лет, пока не произошел внутриполитический кризис в России, и Прибалтика не смогла наконец стать независимой. То же самое будет с Крымом.
До тех пор, пока в России не произойдет очередной серьезный политический кризис, а он произойдет с уходом Путина — Путин не вечен, рано или поздно он уйдет или умрет. И все, начнутся глобальные изменения, когда наступит момент, когда можно будет его вернуть при новом российском правительстве. Какое оно будет — демократическое либо нет — это еще непонятно.
Какие бы ни были переговоры, Путин Крым под контроль Украины не отдаст. Кто считает, что отдаст, тот очень сильно заблуждается.

Вернемся теперь к ситуации с политзаключенными. Помимо украинских политзаключенных, которые находятся в российских колониях, есть и политические заключенные, которые попали в тюрьмы после так называемого «московского дела», и вы, конечно, слышали фамилию Котова и многих других.

Устинов, Котов…

Для вас это одна и та же борьба — за освобождение украинских политзаключенных, или это две разные истории, и вы считаете себя должным защищать только украинцев?

Я на первой пресс-конференции сказал и про Костю Котова, и про российских политзаключенных, назвав их тоже своими собратьями и узниками Кремля. Потому что они тоже борются с Путиным, и мы боремся с Путиным. Некоторые из них не признают Крым украинским, некоторые признают — это вторичный вопрос. Есть большая проблема — это Путин. Все, кто готов с ним бороться — мои союзники. Более близкий или более далекий — это уже зависит от его позиции по отношению к Украине и к Крыму.
Почему мы смогли все объединиться на Майдане — все политические силы, граждане, все абсолютно разные? У всех была одна цель — убрать Януковича, и поэтому мы смогли это сделать. Если бы было такое же единение — убрать Путина, то Путина уберут раньше, чем у него закончатся отведенные ему годы на земле. Поэтому, естественно, они ведут ту же борьбу, и я с ними солидарен, потому что они хотят того же — жить в нормальной стране и быть свободными.

Чувствуете ли вы — после того, что вы пережили — какую-то ответственность за этот процесс, чувствуете ли свою причастность?

Естественно, я чувствую моральные обязательства — помогать политзаключенным. Прежде всего — украинским, потому что я украинец. А уже потом (помогать) своим союзникам, которые сидят, например, в Москве и тоже борются с Путиным. Я тоже их поддерживаю, тоже про них говорю. Но в первую очередь я говорю про украинцев, потому что они мои братья.
Если меня освободили, на меня столько тратили сил и времени люди, то я чувствую моральную обязанность. Я делаю это со второго дня своего освобождения. Я сразу включился в работу, я не отдыхал еще.

Проводите ли вы какие-то истерические параллели относительно себя? Многие называют вас разными громкими именами.

Я не знаю, не слышал, слава богу, этих громких имен и не провожу параллелей относительно себя. Со стороны всегда виднее — это раз.
Сейчас идет такой «свадебный» период, что все восторгаются, не зная меня реально. Я реальный человек — у меня есть свои плюсы, свои минусы, есть свой характер. Люди знали меня мало, поэтому героизировали мой образ и дополняли какими-то своими ощущениями. А сейчас, знакомясь со мной реальным, у некоторых начнется разочарование — они представляли меня одним, а я оказался другим. Я такой, какой есть. В письмах своим знакомым я писал, что весь тот шум, который вокруг меня происходит — конечно, он долетал даже в тюрьму: в письмах, газетах, даже по российскому телевидению, которое мне показывали… Я все это понимал, но я знал, что есть очень большая разница, пропасть между мной реальным и мной выдуманным. Сейчас они соединились в одного человека, и людям придется со мной реально познакомиться.Многие будут разочарованы, но что поделать. Я не пряник, я всем нравиться не могу.
По поводу громких параллелей — меня это не касается, я стараюсь от этого абстрагироваться и не слушать звон этих медных труб.

Сейчас вы считаете себя больше общественным деятелем или больше все-таки режиссером, кинематографистом, писателем?

У меня за три недели было очень много различных встреч, по нескольку в день, на разных уровнях — я не все их афиширую. Про кино из них было три, а триста было не про кино. Сейчас кино немножко на второй план отодвинулось, потому что есть более важные вещи, которые нужно делать. Кино от меня никуда не денется. Я потихоньку начал процесс подготовки к съемкам моего фильма, который должен был снимать еще до революции в 2013 году, но просто не успел.
Мы провели подготовку, готовы были снимать, но началась революция, потом война и тюрьма, и все отложилось. Сейчас мы будем проводить новую подготовку, и если все будет хорошо, то осенью следующего года мы начнем снимать. Эта работа тоже ведется, просто она немножко на второй план отошла, пока есть более важные и "горячие" вещи.

Вы чувствуете, что теперь ожидания к вам в области кино будут гораздо больше, чем были раньше?

Я понимаю, что большие ожидания и будут большие требования. Я не боюсь ответственности, на меня это не давит. Я делаю то, что могу делать. Но понимаю, что обычно в кино фигура режиссера мало заметна — обычно это маленькая фигура, но творчество у него большое. У меня наоборот — творчество мое очень маленькое, очень скромное и пока большого вклада не внесло, а фигура большая — намного больше, чем мое реально созданное киношное творчество.
Я надеюсь, что со временем баланс будет восстановлен, и я смогу доказать, что я могу снимать кино, а не только быть общественным режиссером.

Вы не боитесь не оправдать эти ожидания?

Я ничего не боюсь.

По словам представителя местных властей, инцидент произошел в заповеднике Хао-Яй на юге страны. Его причиной стало падение слоненка в пропасть у водопада, который пользуется печальной славой. Другие слоны пытались ему помочь и тоже упали в пропасть.
У этого водопада и раньше случались подобные происшествия. Местные жители называют его Чертовой дырой. В 1992 году здесь произошел инцидент в результате которого погибло 8 слонов.
Министерство заповедников и охраны природы Таиланда сообщило, что рано утром в субботу его сотрудников вызвали к водопаду, где группа слонов вышла на дорогу и блокировала движение. Спустя три часа тело трехлетнего слона было замечено на дне водопада, а рядом оказались еще пять разбившихся при падении слонов. Еще два взрослых слона замечены на горе поблизости, власти пытаются отогнать их от пропасти.
Эдвин Виек, основатель Фонда друзей диких животных в Таиланде, считает, что оставшиеся в стаде слоны вряд ли выживут, так как эти животные зависят друг от друга в процессе поиска пищи и защите от хищников. Известно также, что слоны тяжело переживают гибель сородичей.
"Тут уж ничего не поделаешь, природа - жестокая вещь", - сказал Эдвин Виек.
В Таиланде сохранилось около 7 тысяч азиатских слонов, но больше половины из них живет в неволе.

Протесты по всей Каталонии продолжаются уже третий день. Они начались после того, как Верховный суд Испании вынес приговоры 12 каталонским политикам в связи с референдумом о независимости в 2017 году, который власти королевства признали незаконным.
Противостояние обострилось после задержания прошлой ночью 51 демонстранта. Председатель правительства Каталонии вслед за приговоренными лидерами движения за независимость региона призвал прекратить насилие. Правительство рассматривает все возможные варианты развития событий.
Полицейские сообщают, что протестующие используют "коктейли Молотова". Демонстранты вновь перегородили центральные улицы города баррикадами и подожгли несколько машин. Есть пострадавшие, но их точное число пока не известно.
Беспорядки также произошли вечером в среду в Жироне, Ллейде, Таррагоне, и других городах автономной области.
В понедельник несколько тысяч протестующих прошли маршем от центра города к аэропорту Эль-Прат и заблокировали его в знак протеста против приговора лидерам сепаратистов. Во вторник вечером протесты продолжились и переросли в стычки с полицией на центральных улицах. Утром в среду каталонская полиция объявила, что за ночь был задержан 51 участник протеста. Днем в среду демонстранты заблокировали железнодорожные пути и другой транспорт, а вечером соорудили баррикады. Большинство из протестующих - молодые люди, сообщают корреспонденты местных СМИ.


Каталонские политики, как и ранее осужденные лидеры движения за независимость Каталонии, призвали протестующих прекратить насилие. "Протест должен быть мирным. Нельзя допускать, чтобы определенные группы наносили ущерб имиджу движения за независимость. Мы не должны допускать инцидентов, подобных тем, которые мы видим. Нет оправдания поджогам машин и акциям вандализма", - заявил глава женералитета Каталонии Ким Торра в ночь на четверг.
Исполняющий обязанности премьер-министра Испании Педро Санчес заявил, что правительство страны готово действовать решительно. "Каталонцы и испанское общество должны знать, что правительство рассматривает все возможные сценарии", - заявил Санчес на пресс-конференции в Мадриде.


"Правительство будет соблюдать права граждан на мирный протест, но планирует пресекать действия групп, прибегающих к насилию. Они хотят, чтобы мы поддались на их провокацию и втянулись в круговорот насилия", - заявил Санчес.
В понедельник испанский Верховный Суд приговорил девятерых лидеров каталонских сепаратистов к тюремным срокам от девяти до 13 лет заключения. Все они отвергли предъявленные им обвинения. Среди приговоренных - бывший спикер парламента Каталонии, бывший глава каталонского МВД, бывший министр юстиции Каталонии и еще ряд министров регионального правительства.