Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.

Снег идет, и все в смятеньи,
Bсе пускается в полет,
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.
Не оглянешься и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?
Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет,
Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,
Снег идет, и все в смятеньи:
Убеленный пешеход,
Удивленные растенья,
Перекрестка поворот.

И пусть зарастёт фиалками
Всё то, что тревожит нас!
А Бог помогает знаками.
И многих он этим спас…
Вот ты, словно чудо дивное,
Ворвался в судьбу ко мне.
И сердце моё наивное
Цветком проросло сквозь снег…

И пусть зарастёт тюльпанами
То прошлое, что болит…
Мы будем от счастья пьяными.
Любовь – для сердец магнит…
Я так благодарна Господу
За шанс, что дарован нам.
Устроим для грусти проводы.
Мы – юность назло годам!

И пусть зарастут ирисами
Те сплетни, что за спиной...
За добрыми вроде лицами
Скрывался сюжет иной…
Но мы отпускаем прошлое,
Чтоб счастье ворвалось в дом.
Запомним с тобой хорошее.
Из памяти боль сотрём…

И пусть зарастёт лавандою
Гордыня, обида в нас.
И будет любовь наградою
И счастьем любимых глаз…
Нас небо свело намерено,
Чтоб слушали сердце мы…
И мы проросли уверенно
Цветами сквозь лёд зимы.

Топилась печь. Огонь дрожал во тьме.

Древесные угли чуть-чуть искрились.

Но мысли о зиме, о всей зиме,

каким-то странным образом роились.

Какой печалью нужно обладать,

чтоб вместо парка, что за три квартала,

пейзаж неясный долго вспоминать,

но знать, что больше нет его; не стало.

Да, понимать, что все пришло к концу

тому назад едва ль не за два века, --

но мыслями блуждать в ночном лесу

и все не слышать стука дровосека.

Стоят стволы, стоят кусты в ночи.

Вдали холмы лежат во тьме угрюмо.

Луна горит, как весь огонь в печи,

и жжет стволы. Но только нет в ней шума.

Топилась печь. Огонь дрожал во тьме.

Древесные угли чуть-чуть искрились.

Но мысли о зиме, о всей зиме,

каким-то странным образом роились.

Какой печалью нужно обладать,

чтоб вместо парка, что за три квартала,

пейзаж неясный долго вспоминать,

но знать, что больше нет его; не стало.

Да, понимать, что все пришло к концу

тому назад едва ль не за два века, --

но мыслями блуждать в ночном лесу

и все не слышать стука дровосека.

Стоят стволы, стоят кусты в ночи.

Вдали холмы лежат во тьме угрюмо.

Луна горит, как весь огонь в печи,

и жжет стволы. Но только нет в ней шума.

По созвучию душ, в тихом шелесте слов,
по теплу, что по сердцу проходит скользя,
по отрывкам из памяти прошлых веков,
по стопам, чьи уже перепутать нельзя,
по восторгу сердец, по звучанию струн,
по волшебной симфонии ангельских арф,
по присутствию бога на линиях рук...

… мы узнаем своих, что даны нам, как дар,
как ответ на мольбы всех бессонных ночей,
как награду за тысячу пройденных битв,
и как только смиришься с тем, что ничей,-
постучит в дверь души человек из молитв.

Уходит жизнь... ступенька за ступенькой,
Воспоминанья - превращаются в песок.
От этого и грустно мне... и больно,
Уходит то, что жило между строк...

Расплылись краски, оголяя полотно,
Нет четкости... теряются мгновенья.
Вчера - теперь уже "давным-давно"
Все в дымке, а живут лишь сожаленья.

Ошибок время промелькнуло и ушло,
Последний поворот - не за горами.
Осталось черно-белое кино,
Покрытое текучими песками...
Да только нам иного не дано,
Случается лишь то, что суждено.

Рассвет приходит к тем, кто видел тьму
Во всём её убийственном величии…
Кто плакал от людского безразличия,
Но безразличным не был ни к кому.
Рассвет приходит к тем,, кто был в пути,
Не зная ни усталости, ни лени.
Кто, обессилев, падал на колени,
Но, поднимаясь, продолжал идти.
И, зажимая волю в кулаки,
Вдруг находил ромашковое поле,
И, задыхаясь от щемящей боли,
Свои ладони прятал в лепестки…
К тем, кто, похоронив свои мечты,
И, помянув их, устремлялся дальше.
Кто смог среди предательства и фальши
Не растерять душевной чистоты…
Нечаянно в небесной синеве
Вдруг распахнутся солнечные двери…
Рассвет приходит к тем, кто верил в свет…
Абсурдно, до последнего… но верил…

Ну вот. Я снова влюбилась в строки)

АНТОН ЯРЖОМБЕК

* * *
Снег сошел. На газонах чего только нет.
Как с собакой гулять — обязательно что-то разыщет.
А потом отмывай её, дуру.
Ничего, вот налажу велосипед,
Будем ездить с ней в лес на натуру.
Там почище.

В наших спальных районах значительный плюс —
Ты как будто к природе поближе.
Но такая застройка, что сходишь с ума.
Ну никак не издохнет Советский Союз,
Всё дома и дома, и дома,
А живут в них всё те же, они же.

Думаем порою о многом,
Я же прошу помнить об этом -
Ты девочка, любимая Богом!
И ведома внутренним светом...
⠀
Станешь собираться в дорогу,
О пути своем размышляя...
Ты девочка, любимая Богом!
Чистая душой и большая!
⠀
Под одним весомым предлогом,
Все твои мечты воплотятся -
Ты девочка, любимая Богом!
Скоро все вокруг убедятся...
⠀
Девочка любимая, Богом!
Следуй за своими мечтами.
У Вселенной способов много,
Твою жизнь украсить цветами...
⠀
Верь своим душевным потокам,
Искренней любви доверяя.
Ты, девочка любимая Богом!
Девочка небесно-земная...
⠀
Девочка любимая, Богом!
Следуй за своими мечтами.
У Вселенной способов много,
Твою жизнь украсить цветами...
⠀
Верь своим душевным потокам,
Искренней любви доверяя.
Ты, девочка любимая Богом!
Девочка небесно-земная...

Письма от ангела. Автор Марина Комаркевич.

1.
Господи, здравствуй. Пишет Твой ангел Фима.
То есть, Ефимий, но речь сейчас не об этом.
Мне бы пару советов необходимо –
Как обратить человека в адепта света.

Господи, я тут искренне озабочен,
Сам не пойму, как все это восприемлю –
Ей уже двадцать лет, и она не хочет
Ни в монастырь, ни в скит, ни в святую землю.

Кошку чумную добыла где-то на даче,
Кошка была на сносях и совсем плохая,
Роды прошли неудачно – сидит и плачет,
А вокруг меня котята порхают.

Кошка поправилась, кстати, и плачет тоже.
Словом – печаль, и духовность не прирастает.
Мне потерпеть? А это точно поможет?
Я запишу. Спасибо, перьев хватает!

2.
Господи, здравствуй, Ты снова мне очень нужен.
Я среди плевелов не наблюдаю злака.
Чуть отвернулся, она поссорилась с мужем,
А потом притащила домой собаку.

Я ведь ее в скуфейке так ясно вижу,
Даже на ссору с мужем махнул рукою,
Думал – от мужа подальше, к скиту поближе,
А она с собакой. Ну что ж такое!

Лечит собаку и плачет, и снова лечит,
Или изводит с собакой вдвоем печенье.
Я ведь не ангел, взирать на такое вечность!
То есть… конечно, ангел… прошу прощенья…

Может, сначала собаку, а после ссора…
Недоглядел, опять хожу виноватый.
В рай относил котят, думал – буду скоро.
Задержался. Искал им кошачью мяту.

Кошка состарилась вдруг, оказалось больно –
Видеть, как тварь перед смертью терзает страхом…
Я потерплю, я все-таки добровольно,
Все-таки, ангел, пускай не догнал с размахом…

3.
Господи, здравствуй, точнее, хорошей ночи.
Тут у нас мирно, ни знамений нет, ни знаков.
Кошка со мной, но летать упорно не хочет.
Муж вернулся и ходит гулять с собакой.

Наши пути, мне сдается ныне – тернисты,
Так что креплюсь, берегу душевные фибры.
Господи, может ей все же надо в буддисты?
Там у монахов живут премилые тигры.

Ну, разумеется, в доме коты, и много.
Про монастырь я уже и мечтать забросил.
Муж возвратился вовремя, слава Богу,
То есть, Тебе, что кошачьих три, а не восемь.

Горе-адептка моя то уснет, то плачет,
То огурец из рассола макнет в сгущенку.
Мужу приснился – пускай огурцы не прячет,
Ей-то виднее, что нужно сейчас ребенку.

Дел оказалось внезапно всяких и много,
Так что прости, побегу подправлять эфиры,
Надо к утру отвести от нее изжогу,
И уберечь от хвостатых запас кефира…

4.
Боже! У нас несчастье! Такое горе!
Вроде нелепо, но сам не могу не плакать.
Недоглядел! И устроил слезное море…
Сбило машиной бедную нашу собаку.

Господи, я виноват в безделье и лени!
Господи, гнев ниспошли мне Твой в изобилье!
Вот он, бедняга, сидит у меня на коленях,
Воет и откусить пытается крылья.

Хочет обратно. Быть может, можно обратно?
Может, как с Лазарем? Мы отчаянно просим…
С Лазарем необходимость? Что же, понятно…
Значит не нужно? Прости, мой маленький песик.

Бедный мой песик, мой старый песик печальный –
Мы – не фигуры в делах спасения мира,
Значит не промысел, Боже, значит – случайность,
Значит, я плохо вчера настроил эфиры.

Дети рыдают, мне слышно даже отсюда,
Как там она, бедолага, страшно представить…
Господи, я уж отправлюсь – с ними побуду,
Пса-то, наверно, на кошку можно оставить?

5.
Господи, извини, тороплюсь немножко!
Все напишу попозже, в деталях, с гаком!
Мы сейчас в подвал за приблудной кошкой,
А потом в приют за новой собакой!

6.
Господи, здравствуй! Давно не писал, заботы.
Выдалась пара минут, строчу на коленке.
Осень, что ныне спустилась в наши широты,
Чудно щедра изобилием рыжих оттенков.

Рыжей рябины за окнами шум нескончаем,
Рыжее солнце рассыпало блики повсюду,
Рыжий жених изнывает на кухне над чаем,
Рыжие дети родились у нашей приблуды.

Я над корзинкой сижу, воздыхая и млея,
Рыжие дети толкутся под пузом у мамы,
Господи, слушай, вот как Ты такое умеешь,
Чтобы забавно и нежно, и золото прямо?

Плачет опять. Это, кажется, неодолимо.
Свадьба – хорошее дело, чего разрыдалась?
Боже, она назвала светло-рыжую Фимой…
Ей подсказали, а, может сама догадалась?

7.
Господи, здравствуй. Как здешние дни быстротечны
В этом Творенье, подверженном тлену, и все же,
Все же прекрасном, иначе откуда о вечном
Людям известно порой больше ангелов, Боже.

Дни протекают над нами и полнятся светом,
Свет протекает сквозь все наши лета и зимы…
Муж заходил за собакой в прошедшее лето,
Так что со мною теперь только рыжая Фима.

В заводях неба, где замки из облачной пены,
Наши прогулки до райских ворот и обратно,
Фима решила дождаться ее непременно.
Это понятно. О, Господи, как же понятно…

Как же порою мне хочется, чтобы разлуки
Не было, даже на время. Но хватит, не буду.
Завтра, похоже, приедут из города внуки.
Может, мы с Фимой осилим несложное чудо.

Будет и вечер, и чай на веранде, и ветер,
Плещущий в ивах на склоне почти у обрыва,
Рыжую Фиму она краем глаза заметит,
Света коснется, и утром проснется счастливой.

8
Господи, здравствуй. Ну, как она? Привыкает?
Встретила пса и мужа и снова плачет?
Господи, у нее привычка такая.
Знаешь, конечно. И скоро будет иначе.

Просто оставила столько своих хороших,
Здесь, где страхи, и голод, и, может, муки…
Ты ей скажи, всех наших собак и кошек,
Я проследил – чтоб в самые лучшие руки.

Я еще тоже пока не привык, скучаю…
Мне без нее не то, чтобы одиноко,
Но оказалось… одна лишь нежность венчает
Каждую веху прожитого нами срока…

Господи, можно, я сразу, без проволочек –
Мне бы в шестую квартиру необходимо,
Там у них скоро ребенок родится – дочка,
И котенок – праправнучка рыжей Фимы.

Клеопатра 08,

,Однажды, в шутку, в час ночной прогулки,
(хватило у меня тогда ума!)
В каком-то из арбатских переулков
Я крикнул : «Ма-ма!» в сонные дома.

И вздрогнул переулок вспышкой стекол.
Я замер: слева, справа – каждый дом
Вдруг форточками-крыльями захлопал,
Как вспугнутая птица над гнездом.

И женские испуганные лица –
Как лики Богородиц из икон,
На них сейчас бы только и молиться, -
Возникли в рамах вспыхнувших окон.

Ушли из дома мальчики-мальчишки,
Кто много лет назад, а кто вчера,
И в каждом доме, домике, домишке
Грустнее стали дни и вечера…

Да, шутка прозвучала странно, дико.
Я, скованный стыдом, шагнуть не мог.
И кто-то сверху ласково и тихо сказал мне:
«Ты ступай домой, сынок».

А ночи край белел в рассветной сини.
Я шёл домой и думу нёс одну:
Сумей мой крик промчаться бы по миру,
Все матери прильнули бы к окну...,,

ЯВА, очень чудесное стихотворение

Прежде чем разувериться и свернуть,
Сбить настрой к мечте и нарушить точность.
Может именно в этом и крылась суть,
Чтоб проверить тебя в сотый раз на прочность.

Если духом слаб, если сдал назад
И отрёкся от, и молчишь при сносе.
Значит, и делам твоим грош цена,
Если ты их смог так вот просто бросить.

Не руби с плеча, потерпи чуть-чуть,
Столько сил отдал и покуда веришь.
А забыть мечту и с пути свернуть
Ты всегда успевал
И всегда успеешь.

Он шел по улице и тихо плакал.
Облезлый, одноухий, с больной лапой.
Повисший хвост, несчастные глаза,
А в них жемчужинкой дрожит слеза.

Его никто вокруг не замечал,
А если и заметил, то ворчал.
А мог еще и палкой замахнуться.
Он убегал, когда мог увернуться.

Он с грустью думал: «Я такой урод.
Ну, кто такого жить к себе возьмет?»
Так шел он, шел по краешку дороги.
И вдруг перед собой увидел ноги.

Огромные такие две ноги,
Обутые в большие сапоги.
В смертельном страхе он закрыл глаза,
А человек нагнулся и сказал:

«Красавец-то какой! А ухо! Взгляд!
Пойдешь со мной? Я буду очень рад!
Принцессу и дворец не обещаю,
А молочком с сосиской угощаю.»

Нагнулся, протянул к нему ладошку.
Он в первый раз держал в ладошках кошку.
Взглянул на небо, думал, дождь закапал.
А это кот в руках от счастья плакал.